Наталья Александрова - Черный кот в мешке, или Откройте принцу дверь!

На будильнике было уже половина девятого.

— Ты хочешь сказать, что пора на прогулку? — проговорила я с мучительным стоном.

Он издал такой выразительный рык, что последние сомнения отпали: пора, давно пора, Бонни и так уже терпит из последних сил!

— Ну ладно! — вздохнула я, спуская ноги с кровати.

Душ я приняла наспех — иначе я просто не смогла бы выйти из дому. Об утреннем кофе не приходилось и мечтать — Бонни меня просто растерзал бы. Я пристегнула поводок, подошла к двери…

И тут резко, требовательно зазвонил дверной звонок.

Обычно я спрашиваю, кто звонит. Но тут мы уже и так собирались выходить, к тому же я еще не вполне проснулась, поэтому открыла без всяких вопросов.

На пороге стояла высоченная девица, затянутая в черную кожу, как какая-нибудь эсэсовка из фильма про войну.

— Вы кто?! — спросила я, попятившись.

— Я от Алевтины Романовны! — отчеканила та, причем мне показалось, что она щелкнула каблуками.

— Нам уже не нужно… — ответила я, пытаясь снова закрыть дверь.

— Как — не нужно?! — девица расстегнула огромную сумку, больше всего напоминающую офицерский планшет, и ловко выхватила оттуда пачку бумаг с разноцветными печатями. — Вот мой диплом кинолога-собаковода… вот персональная рекомендация председателя общества любителей мастифообразных собак, а вот — еще одна, от общества бордоских догов…

— Сказано вам — не нужно! — повысила я голос. — Неужели не понятно? Вам что — по-английски повторить? Или на языке индейцев майя?

С этими словами я еще раз попыталась выставить наглую девицу из квартиры, но она держалась насмерть и вытаскивала из своего планшета новые документы — наверное, удостоверение, подтверждающее, что у нее характер шестого класса твердости по шкале Бофорта…

И тут в наш разговор вмешался Бонни. Он набычился, приоткрыл пасть, показав незваной гостье свои огромные клыки, и зарычал тем самым низким, утробным звуком, который я сперва приняла за звук работающего пылесоса.

— Ваша собака очень плохо обучена! — процедила девица, переведя взгляд с меня на Бонни. — Ей просто необходима твердая рука профессионала!

Рычание Бонни изменило тональность, перейдя в более высокую часть частотного диапазона. Бонни шагнул вперед и легонько боднул гостью.

Хотя со стороны казалось, что он всего лишь слегка подтолкнул ее своей огромной головой, она вылетела из квартиры, как пробка из бутылки, и полетела вниз по лестнице с таким грохотом, как будто состояла из плохо скрепленных металлических деталей. Не зря Алевтина Романовна говорила о ее исключительной твердости!

Я с опаской проследила за полетом девицы — не дай бог, разобьется насмерть!

Но она была достаточно ловкой и тренированной и на следующей площадке сумела удачно затормозить. Она встала на ноги, собрала свои рекомендательные письма, рассыпавшиеся по ступенькам и, гордо выпрямившись, удалилась, что-то раздраженно бормоча.

А я облегченно перевела дыхание и с уважением взглянула на Бонни.

— В данном случае твое вмешательство было своевременным, — проговорила я довольно строго. — Но впредь не делай этого с посторонними людьми, а то у нас могут быть неприятности!

Он выразительно рыкнул, как будто сказал мне: «Да что же я, не понимаю, когда можно, а когда нет? И вообще, ты не забыла — мы собирались на прогулку! А то как бы чего не вышло…»

Я кивнула, вывела его из квартиры и тщательно заперла дверь.

Мы спустились по лестнице пешком — ехать с Бонни в лифте я была еще не готова.

Оказавшись в холле, он неожиданно потянул меня не к выходу, а в противоположном направлении. Я удивленно взглянула на него, и тут вспомнила, что Борис Алексеевич говорил про отношения Бонни со статуей Фемиды.

— Бонни, не смей! — вскрикнула я и изо всех сил потянула за поводок.

С таким же успехом я могла бы пытаться остановить набирающий скорость Восточный экспресс. Бонни стремился к злополучной статуе, как паломники стремятся к какой-нибудь святыне.

— Стой! — завопила я, и сделала вторую попытку.

На этот раз я подбежала к статуе, опередив Бонни, и заслонила ее собой, отталкивая в сторону наглого дога.

— Это же все-таки скульптура, а не телеграфный столб! — завопила я. — Надо уважать произведения искусства!

Он обиженно заворчал, но вынужден был отступить.

— Пойдем скорее на улицу, — проговорила я, тесня его к выходу. — Кто-то, по-моему, очень спешил на прогулку…

Обороняя статую, я заметила в нише за ее спиной какую-то бумагу. Возможно, это была одна из тех бумажек, которые рассыпала девица-кинолог, когда Бонни спустил ее с лестницы. Остальные она подобрала, а эта бумажка, подхваченная сквозняком, спланировала до первого этажа и залетела за статую…