Людмила Милевская - Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает

— Я говорю о том дне, когда окончательно стало известно, что я не такая как все.

— Пожалуйста, расскажите, — не выдержав, взмолился Кириллов.

— Хорошо, — согласилась она. — Мне было шестнадцать, мне понравился мальчик, я ему тоже понравилась, он назначил свидание, я пошла, — скороговоркой протараторила Евдокия и, горестно задохнувшись «Ох, мамочка!», призналась: — Вот тогда и началось самое страшное! Сначала сполз шиньон, нацепленый на меня однокласницей — я пришла в ужас и побледнела. Желая приободрить меня, он начала нежно перебирать мои пальцы. Это был просто кошмар: ногти, один за другим, оставались в его руках с моим маникюром. Я прокляла свою соседку, которая подбила меня их наростить. Он, заметив мое смятение, для разрядки обстановки сказал: «У тебя на ресницах пушинка». И снял пушинку вместе с ресницами. Честное слово, это был полный предел! — со слезами на глазах восклинула Евдокия. — Не выдержал даже он и, смущаясь, сказал: «Складывается впечатление, что тебе со мной плохо». Я, как дура, спросила: «Почему?» Он ответил: «Ты же сваливаешь со свидания по частям». Я заплакала, вскочила и убежала. Говорить ни с кем не могла и в ту же ночь началась икота. Дальше вы знаете. Меня еле спасли, я чуть не опустилась на самое дно своей бедной души. Говорят, что оттуда не возвращаются.

Кириллов был потрясен ее откровенным рассказом. Он смотрел на Евдокию такими глазами, что она, испугавшись, спросила:

— Боитесь рассмеяться?

Он потряс головой:

— Нет, я другого боюсь. Очень боюсь. Дуняша, неужели вам не понятно откуда взялась ваша болезнь?

— Откуда?

— Из вашего страха. Ваш отец своей строгостью оттолкнул вас и напугал. Теперь вы того же ждете от всех мужчин и нарочно все так делаете, чтобы им не понравиться. Вам кажется, что только так вы избежите проблем.

— Возможно, вы правы, — кивнула она, — но подобное происходит и с Бобом. Я заметила, что он тоже женщин не любит.

— А Бобу отец ваш привил опасную мысль, что сын должен достич того совершенства, которого сам он достиг. Теперь Боб сравнивает себя с отцом и там, где появляется женщина, ему уступает. И, разумеется, за это женщин не любит.

Евдокия с изумлением посмотрела на Кириллова и согласилась:

— Похоже на правду. Действительно, отец мой человек удивительный: умный, ловкий, предприимчивый. Ему все удается. Боб явно подражает отцу и нравственно давно его превзошел.

— Дуняша, это не вам и не Бобу надо лечиться! — воскликнул Кириллов. — Вы так хороши, что это всем остальным надо лечиться! Вы слишком честны и добры для нашего общества!

Евдокия нахмурилась и попросила:

— Не говорите мне больше такого, иначе я буду думать, что вы надо мной смеетесь.

«Бедная девочка, — подумал Кириллов. — Ей несладко жилось, похвалами ее не баловали. Ей привычней брюзжание».

Ему захотелось ее отогреть и защитить от несправедливого мира, но трагизм прекраснейшего из желаний состоял в том, что возникло оно у чудовища, творящего зло.

«Я не верю в судьбу, но, пожалуй, готов поверить, — мысленно изумился Кириллов. — Такому чудесному человечку и так невезет: мать умерла, отец злой и жестокий, муж — зануда и скряга Лагутин, а тут еще я навязался — маньяк и душевный урод».

Евдокия, отбросив свои горькие мысли, решила вернуться к не менее горькому бытию.

— Значит муж меня обманул, — сказала она. — Значит, Ева больна. Выходит, когда группа распалась, Лагутин не только меня, но и Еву лечил.

Кириллов нехотя подтвердил:

— Да, Князева у него лечится до сих пор.

— А как вы попали к Лагутину? — удивилась она.

— В процессе интрижки с Евой как-то сама собой обнаружилась моя болезнь. Ева хотела любви, а я никогда не лгу, вот и пришлось признаться почему я не могу дать ей любви. Она сразу потащила меня к Лагутину. Несколько лет мы с ней вместе лечились. Потом Лагутин обнаружил у меня манию и вскоре развел нас по разным дням. Случайно я заглянул в его записи и прочитал кое-что про Еву. По всему выходило, что она тоже маньячка. Я решил за Князевой последить. И быстро выяснил, что действительно, у нее та же беда, Ева тоже убийца.

— Леня и ее покрывает! — наполняясь ужасом, воскликнула Евдокия.

Кириллов грустно кивнул:

— Таким же образом, как и меня. И денег, уверен, Князева принесла ему тоже немало.

— Боже мой, с кем я жила! Кого я любила! — заплакала Евдокия.

Они долго молчали: Кириллов был грустно-задумчив, а Евдокия была безутешна. Беззвучно плача, она пыталась постигнуть кто он, ее Ленечка, ее муж. Выходит, Лагутин, этот зануда и любитель нравоучений, позволяет себе поступать неправильно. А она его боготворила…