Дарья Донцова - Тайная связь его величества

– Елизавета Георгиевна, я на звон примчалась, не трогала ваши игрушки… Здоровьем дочери клянусь, не виновата, ничего не била…

Гусева в ответ:

– Знаю. Убери здесь. Возьми губку, иначе пальцы изрежешь.

Игорь вскочил, к бабушке бросился. Обнял ее, прижался и как закричит:

– Лизонька, любимая! Я убью Ростика! Я ночью его удушу! Я все домики склею! Я тебе помогу!

А потом зарыдал.

Мама моя чуть в обморок не упала. Гарик до того дня людям в основном только «да» или «нет» говорил, сам ни с кем первым беседовать не начинал, с домработницей не здоровался. Скажет мамуля ему: «Добрый день, Игорек», – а он лишь кивнет, да и то если у него настроение хорошее, иначе мимо с каменным лицом пройдет. Меня, дочку поломойки, он вообще не замечал, вел себя так, словно я стул или табуретка. Лицо у него всегда без выражения было, мне казалось, что он черепаха – ничего его не волнует. Ни разу не видела, чтобы Гарик улыбнулся или расстроился. А тут вдруг страстная речь, слезы, да еще в присутствии моей мамы.

Елизавета, похоже, тоже растерялась, внука по голове погладила и прошептала:

– Знаю, милый, ты меня любишь. И мама твоя мне лучший друг. Забудь про гадкого Ростика, его Господь накажет.

А через пару дней близнец в колодец свалился…

Зинаида сделала секундную паузу.

– Смотри, что получается. Ирка Астапова над Елизаветой Георгиевной прилюдно посмеялась – и очень быстро погибла. Ростислав прабабкину радость расколошматил – тоже после этого долго не прожил. Здорово, да?

Я молча кивнул, а Зина продолжила:

– Елизавета Георгиевна, Константин Петрович, Владик, Игорь и Кирюша вскоре на городскую квартиру уехали. Стефа с помощью моей мамы носильные вещи в чемодан сложила и за ними отбыла. Посуда, мебель, ковры, постельное белье в доме остались. Дачу зимой вместе с обстановкой Валерий Аркадьевич купил, но через короткое время продал. В общем, у бывшей фазенды Гусевых несчастливая судьба, она из рук в руки много раз переходила, никто там не приживался. Сейчас ее хозяин какой-то дипломат. Я его ни разу не видела, семья за границей, дом запертый стоит. Вот такая, Вань, история.

– Да уж, – вздохнул я.

– Две у нас в Авдеевке семьи невезучие, – тараторила дальше Зинаида. – Одна Гусевых, а вторая Гореловых. Из последней ты Фаинку видел, при тебе сейчас заходила, ну, та, которой я в долг товар дала. Вот у них тоже в семействе прямо Санта-Барбара. Виктор Петрович, отчим Фаи, по молодости красавец был – глаз не оторвать. Конечно, бабы по нему сохли…

Я перестал слушать, сидел с вежливой улыбкой на лице, а сам пытался систематизировать полученную информацию. Ирина Астапова поиздевалась над Елизаветой Георгиевной и была зарезана. Ростик, разбивший коллекцию прабабки, упал в колодец…

– И Вайнштейн на него запала, – ворвался в уши пронзительный голос Зинаиды. – Ваще головы лишилась!

Я вздрогнул.

– Вайнштейн? Зина, о ком ты говоришь?

– Неужели не понял? – удивилась собеседница. – О Фаине! Я ей на твоих глазах кефир и йогурты вручила.

– А при чем тут Вайнштейн? – перебил я. – Это фамилия Фаины?

– Нет, конечно. Она падчерица Виктора Петровича, но он ее по закону не удочерил, поэтому Файка по паспорту Бокова. Вань, ты вообще меня слушаешь? Виктор Петрович – это тот, кто руку повредил на пороге магазина, и Елизавета Георгиевна на него нагавкала, вместо того чтобы пожалеть. Он шофером работал, фуры гонял, я же тебе рассказывала.

– А при чем здесь Вайнштейн? – повторил я, пытаясь выплыть из водопада рухнувших на голову сведений.

Зина засмеялась.

– Они дачку снимали, жили у Настьки. Жену звали Адель, мужа Абрам, отчества я их не помню. Она красивая такая, черноглазая, волосы кудрявые, а он хоть и молодой, но лысый. Оба музыканты, не помню, на чем играли. А Виктор Петрович тогда в соку мужик был, красавец.

– Виктор Петрович Горелов! – подпрыгнул я, только сейчас сообразив, о ком говорит продавщица. – И родители Софьи Вайнштейн! Они жили в Авдеевке!

– Так ты эту историю знаешь? – обиженно протянула Зина. – Таисия рассказала, да?

– Просто слышал эти фамилии, – нашелся я.

– Ну так я тебе сейчас про них растолкую, – обрадовалась болтунья. – История совсем давняя, но захватывающая. Жаль, твой отец помер, мог бы роман написать. Любовь у них закружилась – бешеная. Вся Авдеевка рты пораскрывала и наблюдала. Мужики даже спорили: побьет он его или ей задницу надерет. А бабы завидовали – такие отношения красивые, и муж ее обожает, и полюбовник есть.