Михаил Петров - Гончаров и его подзащитная

Изобразив на лице полный восторг и легкое опьянение, я деликатно постучал в дверь ногой и в ожидании кукольника забормотал всякие непристойности в его адрес.

— Ты охренел? — открывая дверь, закономерно спросил он. — Или звонок не работает?

— Голова у тебя не работает! — радостно сообщил я новое для него известие. — Ты видишь, кто к тебе пришел? Почему я не слышу триумфального марша? Почему к моему приходу не накрыт стол? Почему не вижу волооких ундин? Почему, я тебя спрашиваю? И вообще, по какому праву ты встречаешь меня в фильдеперсовых трусах? Немедленно надеть смокинг или просто штаны.

— Э, да ты никак нализался, батенька, и притом изрядно.

— Отставить разговоры. — Отодвинув его рукой, я прямо в ботинках пропер в комнату. — Сегодня меня не трогать! Сегодня мой праздник!

— Это какой еще праздник? — вытирая за мной снежно-грязные следы, спросил он.

— Сегодня день независимости грудных детей Индии. А ты знаешь, что я родился на берегу Ганга? Ни черта-то ты не знаешь, давай инструменты и огурец, — нес я околесицу, вынимая из сумки спиртное.

— А много тебе не будет? — С сомнением покачав головой, Валерка выполнил приказание. — Где же ты успел за полчаса так нагрузиться?

— Глупости, я с обеда водочку потребляю, — гордо ответил я, наливая ему коньяк. — Ты уж извини, я смешивать не буду, выпью беленькой.

— Это правильное решение, смешивать никогда не следует, потом сплошные неприятности. — Одобрительно кивнув, он выпил фужер.

— И я того же мнения. — Опрокинув в себя двести граммов безвкусной воды, я захрустел огурцом. — Ну а что про твою соседку слышно? Не нашли злодеев?

— А кому искать, если Гончарова пять лет назад за пьянку выгнали?

— Тут ты прав, Лерик, я бы эту чепуху за шесть секунд раскрутил.

— Вот-вот. Не ценят нас, когда мы есть, и сожалеют, потерявши.

Такой разговор ни о чем продолжался у нас больше часа. За это время Валерка успел ополовинить коньяк, а я, допив воду, вскрыл натуральный напиток. В девять часов, когда он начал собираться на дежурство, я заплетающимся языком предложил ему выпить по маленькой на посошок.

— Да куда тебе? — сердобольно спросил он. — Ты уже сам как посошок, а точнее, как старый, кривой костыль. Ложись и отдыхай.

— Обижаешь, начальник! — пьяно возмутился я. — Ты меня не знаешь! Я трезвый, как стекло. Хочешь, я по ниточке пройду? А давай спорить на пять шампанского!

— Ложись и проспись, а то тебе пари придется заключать в вытрезвителе, и я уверен, что ты его проиграешь. Там тебя тоже уложат, но уже не так комфортабельно. Не крути вола, падай на диван и дрыхни, а как проспишься, тогда и иди себе. Только не забудь захлопнуть дверь. Или меня дождись. Я буду в десять утра.

— Глупый ты человек, Лерка, и мозги у тебя куриные, если ты не видишь, что господин Гончаров трезв, как дева перед конфирмацией. А где, кстати, девки? Куда ты их упрятал? Нет, Лерка, так не пойдет. Я же помню, были две бабы…

— Уже глюки начались, поздравляю, так и до «белочки» недалеко. Допился, скотина. Ложись на диван, только сними свои грязные башмаки, свинья тупорылая.

Все-таки приятно слышать, что о тебе говорят друзья, когда уверены в твоей полной глухоте. Мотаясь как поливной шланг, я шарахался по квартире в поисках несуществующих женщин и чего-то неосознанного, понятного только пьяному человеку. Такое мое поведение, равно как и нецензурная речь, скоро надоело хозяину. Толкнув меня на диван, он содрал с меня ботинки, допил свой коньяк и, громко чертыхаясь, ушел на работу.

Подождав минут пятнадцать и мысленно прокрутив все предстоящие мне действия, я приступил к осуществлению своего преступного плана. Для начала я просто поднялся этажом выше. Убедившись, что квартира опечатана и за ее дверью меня никто не поджидает, я вернулся назад, рассовал в карманы все, что мне может пригодиться, и вышел на балкон. Здесь я с огорчением отметил, что со стороны мое предприятие выглядело гораздо привлекательнее, чем оказалось на самом деле. Суть в том, что я выпустил из виду вторую опору, куда предстояло поставить правую ногу на тот короткий миг, пока не зацеплюсь за перила верхнего балкона. Доверять же весь свой драгоценный вес сомнительному крюку я просто не имел права. Можно было наверх забросить якорь, но это было рискованно, так как могли услышать соседи со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Журнальный столик, на котором мы только что пировали, показался мне достаточно крепким, и если на него поставить табурет, а потом взгромоздиться самому, то вполне можно достичь цели… или разбить свою безмозглую голову об асфальт.