– Гони деньги, крокодилица. Я тебя за мои пять тысяч пришибу без всякого сожаления.
Занесенный кулак произвел впечатление.
– Платон, – взвизгнула она. – Что ты стоишь? Она же меня покалечит.
– Деньги верни, – рявкнула я.
– Сумка в машине… Платон, дай ей денег, пусть убирается отсюда.
Очнувшийся Платон сказал мне «фу», ухватил Ивановну и очень быстро проводил до двери.
– Истеричек мне только не хватало. – Девица оказалась на лестничной клетке, и дверь перед ее носом была захлопнута. – Дурдом, – буркнул под нос Протасов, и я с ним мысленно согласилась, но напомнила:
– Деньги.
Сцепив зубы, он достал из своего портмоне сразу две купюры того же достоинства и сунул мне.
– Теперь мы можем поговорить спокойно?
Одну купюру я вернула, рассудительно заметив:
– Лишнего не надо… – и стала искать свою сумку, чтобы убрать деньги в кошелек. Понемногу успокоилась и сочла нужным сказать: – Извини. Я честно старалась тебя не подвести. Полы вымыла… И ее терпела, сколько могла. Позвони ей. Она в тебя втюхалась по самые уши, простит. Скажешь, что меня уволил. Я баб знаю…
– Какие на хрен бабы? – взревел Протасов, чем, признаться, произвел впечатление. Я моргнула и замерла, а он продолжил: – У нас есть дело. Важное. Ты об этом еще помнишь?
– Помню, – кивнула я и спросила поспешно: – А куда ты утром исчез?
– Утром я как раз нашим делом и занимался, – хмуро ответил он. – Пришла пора побеседовать с Рыжим. Со мной поедешь или предпочитаешь обед готовить?
– Я тебя в ресторане накормлю, – пообещала я и шагнула к двери.
Пока спускались в лифте, он коротко обрисовал ситуацию. Рыжий все это время находился под наблюдением (не зря Платон Сергеевич нанял профессионалов), так вот, сегодня он покинул квартиру лишь однажды, чтобы отправиться на ипподром. Встретился там с типом по кличке Лошадь (откуда такая кличка, Протасов не объяснил, наверное, и сам не знал), Рыжий передал ему пухлый конверт и минут десять весьма заискивающе с ним общался, после чего отправился домой в приподнятом настроении. После его ухода один из сыщиков имел с Лошадью беседу. Тот, кстати, человек хорошо известный в определенных кругах, принимает ставки на бегах, а известен в основном лютой беспощадностью к должникам. Одним из таких должников до недавнего времени был Рыжий. Задолжал ни много ни мало восемь тысяч баксов. На прошлой неделе ему о долге напомнили. Срок дали месяц. И, о чудо, он вернул денежки: в прошлую среду тысячу баксов, а сегодня оставшиеся семь. Да еще триста баксов поставил на лошадку, которая бежит сегодня в первом заезде. Лошадь был этим слегка удивлен, зато появление человека с вопросами удивления уже не вызвало, а вот беспокойство – да. И дядя поспешил заверить, что к делишкам Рыжего никакого отношения не имеет. Характеризовал его как парня несерьезного, но себе на уме, уважение он вряд ли вызывал, и в наличие у него могущественных друзей Лошадь сильно сомневался. Хотя бы потому, что за прошлый долг Рыжему три пальца сломали, торопя с возвратом денег, и никто из друзей не вмешался.
– Это что же получается, – начала соображать я, но в этот миг в поле зрения вновь возникла Любовь Ивановна. Свою машину Протасов оставил на улице, допустив тем самым стратегическую ошибку.
Мы покинули подъезд и направились к «Мерседесу», когда Фельдманша выпорхнула из ярко-желтой спортивной тачки, вызвав в моей душе глухое возмущение. В основном из-за тачки. Но и женская гордость была задета. Вот из-за таких особей, вроде Фельдманши, не имеющей гордости, мужики нас и не уважают. По выражению лица Любови Ивановны было ясно – скандалить она не намерена, гнев сменили уныние и беспокойство.
– Платон, – начала она похныкивая. – Нам нужно поговорить.
– Позже, – буркнул он, садясь в машину. «А мне-то что делать? – озадачилась я. – Топать на троллейбусную остановку?» Пока я над этим размышляла, он распахнул дверь со стороны пассажира и кивнул: – Шевелись.
– Платоша, ты с ума сошел? – ахнула его зазноба, глазам своим не веря и прочим чувствам тоже. Дверь я захлопнула, и «Мерседес» сорвался с места.
– Навязалась на мою голову, – прошипел он в досаде.
– Ты кого имеешь в виду? – нахмурилась я.
– Ты-то хоть не доставай.
– По-твоему, это Любовь Ивановна навязалась? – покивала я, дивясь мужскому коварству. – А не ты ли ее обхаживал? Дочка Фельдмана идет в довесок к папочке. Понимаю, как это несправедливо, но на нем ты вряд ли можешь жениться.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу