Наталья Александрова - Компромат на суженого

– Ну так вот, все в записке вранье: и собаку он не забрал, и уходить никуда не собирался, раз вещи не взял.

Надежда еще раз внимательно рассмотрела записку.

– Постой-постой! Вот смотри, записка написана шариковой ручкой, так? А вот тут в слове «поэтому» ручка вдруг перестала писать.

– Ну, паста кончилась.

– Нет, если бы паста кончилась, дальше бы он другой ручкой писал, а тут дальше та же паста, синяя. Есть у тебя шариковая ручка самая простая, лучше синяя для чистоты эксперимента?

– Конечно, есть.

У Алки в сумке всегда был запас простых шариковых ручек для нерадивых и забывчивых учеников. Надежда вырвала из тетради листок в клеточку. Поискала толстый блокнот или книжку, подложила под листок и дала Алке, держа его полувертикально.

– На, пиши записку.

– Какую записку?

– Пиши: дорогая Алла, и так далее, быстрее только.

Алка послушно стала писать записку самой себе, ручка перестала писать на слове «ухожу».

– Вот видишь, это всем известно, что, если шариковую ручку использовать на негоризонтальной поверхности, через некоторое время она перестанет писать. Дай-ка я попробую.

Надежда стала писать ту же записку, и через некоторое время ручка забарахлила на слове «навсегда».

– Все ясно, он писал эту записку в походных условиях, стола под рукой не было. И где же, интересно знать? В этой квартире столов навалом: ваш общий письменный в спальне, Пашкин у него в комнате, здесь в гостиной, стол есть, на кухне, в конце концов. Ну что ты, Алка, молчишь, объясни мне, где он эту записку писал? На улице? Вот прошла мимо другая женщина, когда он с собакой гулял, он в нее влюбился с первого взгляда, мигом написал тебе записку, забежал домой, паспорт прихватил и костюм выходной, чтобы в загс идти и – ходу за ней?

– А собака как же?

– А собаку так за собой и таскал, некогда было отцепить. Тебе самой-то не смешно?

– Не до смеха мне!

– Да пойми ты, Алка, не такой твой муж человек, чтобы вот так уходить! Не в его это характере. Таким образом мальчишка семи лет может из дому сбежать, чтобы в Африку поехать на львов охотиться или в космонавты, а не солидный мужчина, доктор наук.

– И как же бедный Гаврик оказался там на шоссе?

– Вот, – Надежда стала серьезной, – я тебя к мысли подвожу, что мужа твоего, Тимофеева Петра Николаевича, похитили.

– Что-что? Ты, Надежда, совсем сбрендила, везде тебе преступления мерещатся. Да кому он нужен-то, зачем его похищать? Выкуп за него будут требовать, что ли? Так у меня только триста долларов, больше ни копейки в доме нет. Правда, я за него больше бы и не дала, но и этих жалко.

– А ты подумай как следует. Вот пошел он вечером в пятницу гулять с собакой, оделся попроще, как всегда. Гуляет это он на пустыре, вдруг подъезжает машина сзади, народу там немного, люди могли ничего не заметить, хватают твоего Петюнчика, Гаврюше вкалывают лекарство и заставляют Петюнчика писать тебе записку, чтобы ты его не искала. Запугали человека, он и написал. А они у него отобрали ключи, пошли к вам домой, сделали разгром, костюм выходной забрали, потому что это точно его вещь, по размеру видно – сыновья-то в тебя удались, вон какие высоченные вымахали. Прихватили они еще паспорт и деньги, а колечко и сережки какая-то сволочь просто украла. А про доллары они не знали, муж твой им, естественно, не сказал ничего. И про остальные документы не доперли.

– А рукописи зачем взяли, весь ящик выгребли?

– Вот, может, его из-за этого и похитили, возможно, у него в бумагах что-нибудь было. Ведь не зря он письмо спрятал про эту Анну Руммо.

– Не про нее, а про ее дом, самой Анны-то уже и на свете нет давно. Спасибо тебе, конечно, Надя, за то, что ты за моего Тимофеева так беспокоишься, а только все это ерунда, другая баба у него есть, это точно.

– Да с чего ты взяла?

– Так дня четыре тому назад звонит мне на работу какая-то женщина и говорит, что, мол, ах, простите, мне так неудобно, но не могу молчать, у мужа вашего, говорит, на работе любовница есть молодая, и весь отдел знает, всем неудобно, а они даже не скрываются. Я, конечно, сначала растерялась, а потом и спрашиваю, кто, мол, это со мной говорит, представьтесь, пожалуйста. Она говорит, пожалуйста, Белова Лидия Васильевна, старший научный сотрудник, мужа вашего давно знаю и очень за него переживаю, а мы, говорит, с ним уже лет пятнадцать вместе работаем.

– Вот это да, что же ты мне раньше не сказала, я тут сижу как дура предположения строю. Ладно, пойдем все-таки поедим.