Маша Стрельцова - Доктор Web для молодого вампира

— А что делать, если вы ничего не можете? — презрительно сказала я.

— Ну ты вообще, — задохнулся он от гнева.

— А давай соревнование, а? — прищурилась я. — Кто быстрее найдет убийцу Олега?

— Тогда я выиграл, — хмуро сказал он. — Убийца Олега в сизо сидит.

— Идиот, — обронила я, направляясь в спину.

— А ты, Машка… ты хуже кобры, ясно! — крикнул он вслед.

Я не обернулась. Я сдержалась. Я бегом выскочила из здания Гома, уселась в машину и уж тут-то я поржала, чуть ли не хрюкая от восторга.

Дело в том, что змея Машка — это самое сильное оскорбление в Витенькиных устах. Вернее, это он так считает, а на меня же при воспоминании об этой истории всегда нападает идиотский смех. Историю про змею Машку Корабельников рассказывает всякий раз, как напьется. Причем повествование ведется тихим и жалостливым голосом, полным страдания, и Витеньке всегда невдомек, чего это люди в конце истории неизменно ржут как лошади.

А дело было так. Уж не знаю, где он служил, только змей там было видимо — невидимо. А в частности — кобр. И вот однажды в соседней части ребята додумались до такой хохмы. Поймали они здоровенную кобру, вырвали ей ядовитые зубы, да и стали держать ее в качестве сына полка. Или дочери, не разберешь. Но назвали Машкой.

Витенька, прослышав об этом, крепко задумался. Можно было б конечно самому «Машку» завести, да вот только это опасно — зубы кобре рвать! Еще укусит!

Однако представив, какой ошеломляющий успех он будет иметь у девушек с фотографией кобры, Корабельников решился.

В одно из увольнений он напросился в вертолет, как раз летящий в ту часть с визитом, взял фотоаппарат у кого-то — и был таков. У соседей, спрыгнув с вертолета, он первым делом осведомился молодецким голосом: «Ну, ребята, и где ваша Машка?» «Да вон, в кустах только что ползала», — отозвался на бегу какой-то солдатик. Витенька сунулся по указанному направлению — и точно — тут же нашел здоровенную кобру. Корабельников, понятно, быстренько намотал бедную Машку на локоть и принялся с ней фотографироваться. Кобра показала себя во всей красе — капюшон раздувала, язычок мелькал, на Витьку она кидалась, целясь в нос — тот лишь успевал отмахиваться, хохоча при этом. И вот, когда последние кадры были отсняты, из кустов вышел давешний солдатик с намотанной на руку коброй. Витька посмотрел на него совершенно охреневшим взором, простер дрожащую руку и сипло спросил: «Эт-т-то ккк-то у тттебяаа????» «Так Машка же! — ответил солдатик, ласково поглаживая разомлевшую от такого отношения кобру. — Ути — пути, красавица моя».

Витька честно признается, что он тогда грохнулся в обморок, насилу откачали. Откачали ли безвинную кобру — история умалчивает. Еще Витенька с полгода после этого заикался. Потом прошло.

И лишь когда он смотрит на те фотографии, у него начинается нервный тик.

Шварев и правда сидел в припаркованном у ворот Мерседесе и задумчиво просматривал какие-то бумаги.

— Не помешаю? — постучала я в окно.

— О, привет, — поднял он на меня глаза и вышел из машины. — Вот тебе твои бумаги, пошли скорее.

Я открыла диплом и залюбовалась. Теперь я, Магдалина Константиновна Потемкина, не просто ведьма, а ведьма с юридическим образованием! Вот и дипломчик есть! Надо будет матери показать, пусть старушка порадуется за меня. Конечно, про то, что я его купила — говорить ни в коем случае нельзя — съест живьем. Скажу, что заочно отучилась. А матери ничего не говорила потому как сюрприз хотела сделать! В общем, найду что соврать.

— Скоро ты? — нетерпеливо спросил Шварев. Я встрепенулась и следом за ним с некоторым страхом ступила на огороженную территорию.

«Вот ты и в тюрьме! С почином!» — ехидно сказал внутренний голос.

— Лешенька, возьми-ка меня за руку, — слегка дрожащим голосом попросила я.

Тот неодобрительно посмотрел на меня, и пошел объясняться с ментами на входе.

Через пять минут мы уже были в какой-то комнатушке с голыми стенами, из мебели — стол и два стула. Еще через пять в комнатку вошла Мульти. Ее знаменитая попа заметно сдала в объеме, темные волосы видели сальными прядями, под глазами — темные круги.

— Мультичек! — зарыдала я, бросаясь к ней.

— Потемкина, — в тон мне зарыдала она.

— Тебя тут хоть кормят? — утирая слезы, сказала я.

— Кормят, но хреново, — всхлипнула она. — Чего с детьми?

— Так у меня они, — горестно вздохнула я. — Ой, как не вовремя-то ты Олега пришила, Наташенька! Не могла потерпеть, что ли?