Пол Джонс - Исход

По пути Эмили заскочила в спальню и взяла с полки шкафа припрятанный от детей дробовик. Проверила патронник, убедилась, что он полон, и поспешила вдогонку за своей новообретенной семьей.

По-прежнему взволнованно галдя, дети тянули Саймона по дорожке, которая вела от дома к вершине холма. Чтобы нагнать их, Эмили пришлось пробежаться. От охватившего Саймона несколько минут назад напряжения теперь не осталось и следа, он смеялся и дурашливо откидывался назад, чтобы детям труднее было волочь его к цели. Бен и Рианнон то смеялись, то жалобно тянули: «Ну па-а-ап! Перестань. Ну пошлиииии» – и, хихикая, старались тащить его быстрее.

– Ладно-ладно, иду. Придержите коней. – Он рассмеялся, подмигнул нагнавшей их Эмили и, заметив у нее за плечом дробовик, вопросительно поднял бровь.

Эмили вернула ему улыбку и обнадеживающе кивнула. Во всяком случае, она надеялась, что кивок вышел обнадеживающим. Так не хотелось, чтобы эта семья на своей шкуре узнала, каким опасным местом нынче стал мир!

Облаков, которые гуляли вчера над лощиной, не было, небо прояснилось. На востоке, за границей их оазиса, Эмили видела бегущие по небосводу красные тучки. Лучи солнца тщились пробиться сквозь слой красной пыли, превративший день в сплошные сумерки.

Дорожка, извиваясь, бежала к вершине холма. Чем выше, тем реже росли деревья, уступая место траве. Эмили видела, как дети, с каждым шагом все сильнее возбуждаясь, наконец вытащили спотыкающегося отца на гребень холма и как тот вдруг подобрался и толкнул их себе за спину.

Преодолев последние несколько футов, отделявшие ее от молчаливой троицы на вершине холма и бросив взгляд на открывшуюся перед ними картину, Эмили поняла, что не зря настаивала на том, чтобы пойти с детьми.

– Видишь? – сказала Рианнон. По ее юному голоску было ясно: девочка осознает, что поступает правильно, и рада этому.

Их взглядам открылось то, что еще несколько дней назад было царством травы и деревьев. Теперь там не было ничего, кроме клубящейся красной массы. Исчезла и трава, и деревья. Их место заняли джунгли багровеющей инопланетной растительности, которые начинались где-то в миле от подножия холма и простирались до самого южного горизонта.

Старый мир отделяла от нового совершенно отчетливая линия – граница между изначальной земной жизнью и захватчиками, которые уничтожали все, с чем только соприкасались. Так губит полевые культуры сорняк. Земля по одну сторону границы зеленела, по другую же не было иных цветов, кроме красного. Там краснота заливала все, будто кровавый поток. На востоке старый мир все еще существовал, но, перешагнув через демаркационную линию, вы словно ступали на иную планету.

– Господи Иисусе, – услышала Эмили шепот Саймона.

Неужели все это произошло всего лишь за один день? Пока Эмили спала, ела и беседовала с семьей архитектора, изменения шли в невообразимом темпе, гораздо быстрее, чем она могла предположить.

Глядя на далекое красное море, Эмили заметила в воздухе мерцающую зыбь, как раз над границей между инопланетной растительностью и травами и деревьями ее мира. Так дрожит от жары воздух над дорогой в знойный летний денек. Мерцающая завеса почти идеально совпадала с разделительной чертой, она поднималась на несколько футов вверх от земли искажающей зрение стеной. Может быть, она возникла вследствие быстрой трансформации земных растений в чужеродные? Или это признак, указывающий на наличие некой преобразующей энергии, которая неустанно меняет ландшафт?

Разглядывая открывшийся взгляду пейзаж, Эмили старалась найти среди этой красноты какой-нибудь знакомый ориентир, который все еще принадлежал Земле-матушке. Взгляд метался туда-сюда, пока наконец не зацепился за блеснувшую вдалеке озерную гладь. Если бы журналистка не была так внимательна, она, вероятнее всего, ничего бы не заметила: зеркальная поверхность воды была почти такой же красной, как отражающееся в ней небо. Но не озеро и не роща теснящихся друг к другу наполовину возведенных инопланетных деревьев, чьи хорошо различимые толстые корни, змеясь, тянулись к воде, заставили ее ухватиться за руку Саймона чуть выше локтя.

Нет, дело было в почти идеально круглой поляне сразу за озером. Там не было ни растений-пришельцев, ни земной растительности; даже на расстоянии мили или около того эту картину ни с чем нельзя было перепутать. Эмили потрясло даже не возвышающееся в центре поляны гигантское дерево, ветви которого клонились под тяжестью похожих на луковицы громадных плодов, вызвавших у Эмили такой безотчетный ужас, когда она наткнулась на них в лесу во время бегства с Манхэттена.