– Полагаю, что должен бы, – задумчиво ответил я.
Между тем она продолжала:
– Я только что заходила в амбулаторию.
– Повидать меня?
– А то зачем же? Неужели вы думаете, что я заходила повидать мальчишку, который моет пузырьки?
– Конечно, нет, мисс Оман. Значит, женщина-врач не принесла вам надлежащей пользы?
Мисс Оман стиснула зубы (а зубы у нее были великолепные!).
– Я заходила насчет мисс Беллингэм, – с достоинством произнесла она.
Всю мою шутливость как рукой сняло.
– Я надеюсь, что мисс Беллингэм здорова, – быстро и встревоженно сказал я, вызвав этим презрительную улыбку на лице мисс Оман.
– Она не больна, – сказала мисс Оман, – но она сильно порезала себе руку. К тому же это правая рука, а она не может позволить себе роскошь захворать, так как она не какой-нибудь рослый, неповоротливый, ленивый, праздношатающийся мужчина. Вы бы лучше зашли к ней и дали бы ей чего-нибудь.
С этими словами мисс Оман порывисто отошла в сторону и исчезла в глубине лавки, а я быстро направился в амбулаторию, чтобы захватить все необходимое, а оттуда – в Невиль-корт.
Младшая горничная мисс Оман, открывшая мне дверь, сказала, что мистера Беллингэма нет дома, но что мисс Беллингэм у себя.
Я поднялся по лестнице; на верхней площадке меня поджидала мисс Беллингэм. Ее правая рука была забинтована и похожа была на белую перчатку для бокса.
– Я рада, что вы пришли. Филлис, т. е. мисс Оман, была так добра, что перевязала мне руку, но я хотела бы, чтобы вы посмотрели, все ли там благополучно.
Мы перешли в гостиную. Я принялся раскладывать на столе все свои медицинские принадлежности, расспрашивая ее в то же время о происшедшем с нею случае.
– Так досадно, что это случилось как раз теперь, – сказала она.
– Почему именно теперь? – спросил я.
– Потому, что у меня сейчас очень важная работа. Одна очень ученая дама пишет книгу по истории и теперь поручила мне собрать всю литературу о тель-эль-амарнских письменах – клинописных таблицах, восходящих, как вы знаете, к эпохе Аменхотепа Четвертого.
– Ну, я надеюсь, что ваша рука скоро пройдет, – успокаивающе сказал я.
– Да, но это меня совсем не устраивает. Работа должна быть срочно сделана. Не позже как через неделю я должна сдать законченные выписки. Тут ничего нельзя поделать. Я ужасно огорчена.
Я развязал многочисленные повязки на ее руке и открыл рану. На ладони был глубокий порез, едва не задевший артерию. Было очевидно, что она не сможет владеть рукой по крайней мере неделю.
– Вы сможете залечить ее так, чтобы я могла писать? – спросила она.
Я покачал головой:
– Нет, мисс Беллингэм, я должен буду положить ее в лубок. Нельзя рисковать с такими глубокими ранами, как эта.
– В таком случае я буду вынуждена бросить свою работу. Я не представляю, каким образом моя клиентка закончит ее вовремя. Видите ли, я недурно знаю историю Древнего Египта, и мне поэтому должны хорошо заплатить за мой труд. Это была бы такая интересная работа! Но тут ничего не поделаешь.
Между тем я продолжал методически бинтовать ее руку, а сам размышлял. Было ясно, что мисс Беллингэм глубоко огорчена. Потеря работы означала для нее потерю денег, и достаточно было только взглянуть на ее порыжевшее черное платье, чтобы убедиться в том, как она нуждалась. Может быть даже, ей предстояли какие-нибудь экстренные расходы. Впечатление было именно таково.
Тут мне в голову пришла блестящая мысль.
– По-моему, вашей беде можно помочь, – сказал я.
Она вопросительно взглянула на меня, а я продолжал:
– Я хочу предложить вам одну вещь и попрошу вас обдумать ее хорошенько.
– Это звучит очень внушительно, – сказала она. – В чем же дело?
– А вот в чем. Когда я был студентом, я научился одному полезному искусству, а именно – стенографии. Конечно, я не пишу с молниеносной быстротой репортера, но я довольно быстро могу писать под диктовку.
– Да. Ну, что же?
– Так вот, у меня бывает несколько свободных часов каждый день, обычно все послеполуденное время до шести часов или до половины седьмого. Если бы вы ходили в музей по утрам, выбирали книги, отыскивали все нужные места и делали бы отметки – это вы могли бы сделать и без помощи вашей правой руки, – то я мог бы приходить после двенадцати, вы читали бы мне выбранные отрывки, а я стенографически записывал бы их. В каких-нибудь два часа мы успели бы сделать столько же, сколько сделаете вы, занимаясь целый день и записывая все обычным путем.
Читать дальше