Килан Патрик Берк - Клан

Пит давно не видел, чтобы батя улыбался, и часто задавался вопросом, насколько в этом виноват он сам. Он знал, что глуповат и вряд ли найдет работу, которая поможет им с батей зажить на широкую ногу. Он не станет ни мэром, ни президентом, ни астронавтом, как ему обещала вторая мамка. Она говорила, что он может стать кем захочет, как она однажды мечтала стать знаменитой певицей. Однако теперь он знал, что это неправда, батя тоже. Он даже так и сказал, когда пропил несколько дней подряд и уже не замечал, что говорит и говорит ли вслух. «Мог бы человеком быть. Настоящим мужиком, а останешься простым фермером по колено в навозе и с соломой в голове, бушь стену подпирать и ждать счастья, да не дождешься. Ни ты, малой, и уж точно не я». Пит внимательно слушал отца и чувствовал боль, которую вызывали его слова, но сказал себе, что батя так говорит лишь из-за разочарования и злости. И еще потому, что проще оскорблять мальчика, чем собственное отражение в зеркале. Батя тоже хотел счастья, но как только вторая мама ушла, уехала в Детройт с мужчиной, которого Пит видел раз в жизни, и то случайно, старик перестал надеяться. Вообще все бросил. Женщина, которую он любил, оставила его с неродным сыном, умирающей фермой и долгими часами, чтобы сидеть, пить и думать, почему она от них отказалась.

– Пожалуй что, – сказал отец так тихо, что Питу пришлось прислушиваться, хотя даже тогда он не сразу вспомнил, на какой вопрос отвечал отец. Он погрузился в свои мысли, забыл об их разговоре и теперь спешно восстанавливал его в памяти. Вспомнил, как только старик поднял бутылку виски и изучил остатки.

Батя боялся, а так как в этом состоянии Пит его видел редко – если вообще видел, – оно сильнее распалило в нем беспокойство. Он встал, отодвинув стул ногой, и обошел стол, оказавшись у отца за спиной.

– Что случилось? – спросил он.

Старик опустил бутылку, но не сводил с нее глаз.

– Растил я тебя из рук вон плохо, – сказал он. – Да и старался из рук вон, если на то пошло. Мой батя тоже был не ахти какой человек, обращался со мной паршиво, хотя какое же это оправдание.

Такие речи отца напугали Пита больше, чем странное молчание и неожиданное ощущение, что стены вокруг сжались, но он все же пожал плечами и выдавил улыбку.

– Да че ты, бать. Кто умеет все делать, как надо?

Отец задумался.

– Пожалуй, твоя правда, но это не значит, что не надо стараться.

– А ты старался, – ответил Пит. – Смотрел за мной. Я ни в чем не нуждаюсь.

Губы отца исказила горькая усмешка.

– Тебе многое нужно, сынок. Где-то я ничего поделать не могу. А где-то мог бы и помочь.

Пит нахмурился.

– Ну… еще ж не поздно, бать. У нас вся жизнь впереди.

После этого слабая улыбка испарилась с отцовского лица. Он бросил взгляд с бутылки на дверь, его глаза расширились.

– В том-то и беда, сынок. Кажется, больше нет.

Он обещал себе, что не будет пугать подростка, но после долгих размышлений и бутылки виски Джек осознал, что замолчать ничего не удастся. Если клан Мерриллов придет, Питу лучше об этом знать, чтобы у него был шанс сбежать. Он поставил опустевшую бутылку между креслом и камином и положил руки на полированное ружейное ложе из ореха. Все эти годы он следил за оружием – лучше, чем за чем-либо еще, включая сына. Джек искренне жалел об этом и не кривил сейчас душой, говоря с подростком. Ему хотелось сказать намного больше, пока время не вышло, но, как он ни старался, слова не шли. Даже теперь, когда к их порогу мчатся адские гончие, он не мог сказать сыну, что любит его. Может быть, потому, что не любил.

Конечно, он заботился о Пите и постоянно о нем переживал, но годы разочарований, ненависти к себе и досады из-за ребенка, которого он втайне винил за то, что его оставили две женщины, которых он любил, не позволяли расцвести его чувствам в настоящую привязанность. На самом деле он никогда не хотел детей и отлично поживал без них, пока не встретил Аннабель, которая уже носила ребенка. Несмотря на это, он решил, что справится с ролью родителя, если воспитывать по большей части будет она. Но она умерла в тот же миг, когда свой первый вдох сделал мальчик. Почти пятнадцать лет он провел в жалости к себе и мыслях о том, чтобы его бросить, убеждая себя, что кто-нибудь его обязательно найдет и возьмет к себе. И к черту всех, кто потом посмотрит на Джека косо! Он не чудовище какое, и будет откровенной ложью сказать, что он не испытывал к малому никаких чувств. Но хоть на бумаге навсегда останется запись, что отец – Джек Лоуэлл, в глубине души он знал, что не приспособлен к этому. Однажды, знал он, мальчик проснется и окажется один. Джек сам не знал, как это переживет, но продолжать такую жизнь еще хуже.