Франк Тилье - Gataca, или Проект «Феникс»

Он видел, что Люси может не выдержать напряжения. Он поймал ее руку, прижал к столу, накрыл своей ладонью.

– Между нами, Люси, это же хорошо, что Царно мертв. Это хорошо, Люси.

Люси покачала головой. Резко отняла у майора руку.

– Нарушения психики? Что еще за нарушения психики? Какого рода?

Кашмарек порылся во внутреннем кармане легкой куртки, вытащил пачку фотографий, положил их на стол:

– Вот такого.

Люси взяла снимки, посмотрела. Прищурилась.

– Это что еще такое?

– То, что он нарисовал на одной из стен своей камеры фломастерами, украденными в тюремной мастерской.

На фотографии был морской пейзаж: солнце, скрывающееся за горизонтом, скалы в сиянии закатных лучей, птицы в небе, парусники. Вот только этот пейзаж был нарисован в метре от пола вверх ногами.

Люси вертела в руках снимок. Майор прихлебнул кофе, горький вкус не уходил.

– Странно, да? Словно заключенный рисовал, будучи подвешен, наподобие летучей мыши, к потолку камеры. Но, кажется, он стал так рисовать незадолго до того, как его посадили.

– Да почему он рисовал все вверх ногами?

– Знаешь, мало того что он рисовал все вверх ногами, он говорил, что и видит все вверх ногами. И видел он так все чаще. По его словам, это могло длиться несколько минут, могло и дольше. Как будто он надевал очки, линзы которых переворачивали весь окружающий мир. И когда это случалось, он терял равновесие и падал мешком.

– Бред…

– Вот-вот. Тюремный психиатр предполагал, что у Царно галлюцинации. Может быть, даже…

– Шизофрения?

Полицейский кивнул.

– Ему было двадцать три года. Душевные болезни нередко проявляются или обостряются в заключении, особенно у людей этого возраста.

Люси выпустила пачку фотографий из рук, снимки упали на стол, рассыпались.

– Вы хотите сказать, что у Царно, возможно, были проблемы с психикой? – Она закусила губу, сжала кулаки, было видно, каких усилий ей стоит не заорать, не завыть. – А я не хочу, чтобы причину смерти моего ребенка объясняли, исходя из мерзких спекуляций психиатров. Царно отдавал себе отчет в своих действиях, и на нем лежит ответственность за совершенное.

Кашмарек поспешно согласился:

– Разумеется! Потому его и осудили, потому он и окончил свои дни в тюрьме.

Как Люси ни пыталась скрыть свои чувства, майор понимал, насколько она ошеломлена, потрясена.

– Все позади, Люси. Сумасшедший Царно или нормальный, теперь уже не имеет значения. Дело закончено: завтра его похоронят.

– Не имеет значения, говорите? Наоборот, майор, наоборот! Очень большое значение имеет, куда уж больше!

Люси снова встала и принялась ходить взад-вперед по кухне.

– Грегори Царно отнял жизнь у моей девочки. Если… если версия о его сумасшествии может рассматриваться всерьез, я должна это знать.

– Слишком поздно, Люси.

– Как фамилия тюремного психиатра?

Полицейский взглянул на часы, допил кофе и поднялся.

– Не хочу больше отнимать у тебя времени. Да мне и самому пора на работу.

– Его фамилия, майор!

Кашмарек вздохнул. Разве не следовало этого ожидать? Они несколько лет проработали вместе, и Люси никогда не надеялась на то, что все как-нибудь решится само собой. Если проанализировать ее поведение, скорее всего обнаружится, что в ней еще живут первобытные охотничьи инстинкты.

– Доктор Дюветт.

– Добейтесь для меня пропуска туда. На завтра.

Он сжал челюсти, но все-таки нехотя кивнул, соглашаясь.

– Попробую – в надежде, что это поможет тебе видеть яснее и навести хоть какой-то порядок в голове… Но ведь ты постараешься быть осторожной, обещаешь?

Люси тоже кивнула. Теперь на лице ее не было никаких эмоций. У Кашмарека, очень хорошо знавшего это выражение лица своей бывшей сотрудницы, все внутри задрожало.

– Обещаю, – сказала она.

– И не раздумывай, если тебе понадобится помощь бригады, помни, что нам всем только в радость тебе помочь.

Люси вежливо улыбнулась.

– Простите, майор, теперь все это не для меня. Но передайте всем от меня привет и скажите… скажите, что все у меня в порядке.

Кашмарек стал было собирать со стола фотографии, Люси остановила его:

– Если можно, я бы оставила снимки себе. Хочу их сжечь. Доказать себе таким образом, что все уже почти закончилось. И… спасибо, майор.

Он смотрел на Люси, как смотрят на близкого друга.

– Ромуальд. Думаю, что теперь ты можешь называть меня просто Ромуальдом.

Она проводила гостя к выходу, перед тем как переступить порог, он добавил: