Леви Тидхар - Усама

Когда Ричард родился, отец его сидел в тюрьме. В шестнадцать лет Ричард окончил школу и к тому времени воровал чужие машины, уже ничуть не уступая папаше. Имел приводы и мелкие отсидки за хулиганство. «Меня не было рядом с ним, чтоб окружить его любовью и заботой, какие ему полагалось бы получать», – признавался впоследствии отец. Когда спустя несколько лет после своего первого ареста Ричард случайно столкнулся с папашей в каком-то торговом центре, Робин Рейд не поскупился на совет сыну. Мусульмане относятся к человеку по-человечески, поведал он. И у них в тюрьме лучше кормят.

После принятия ислама в Фелтем [12] Тюрьма Ее Величества Фелтем – тюрьма для подростков мужского пола, расположенная близ городка Фелтем в юго-западном Лондоне. , заведении для юных правонарушителей, Ричард принял имя Абдул Рахима. Через несколько лет после этого он исчез. Мать его считала, что он в Пакистане. Сведения, полученные позже, дают основания полагать, что он проходил обучение в Афганистане. Вновь он выплыл в Амстердаме, где работал в ресторане. Из Амстердама отправился в Брюссель, а из Брюсселя – в Париж.

Декабрь выдался холодный и темный, дни были коротки. Семнадцатого числа Ричард купил в «Америкэн эйрлайнз» билет туда и обратно до Майами. Время в Париже он провел вблизи Северного вокзала, не останавливаясь ни в какой гостинице. Когда двадцать первого декабря он прибыл в аэропорт, вид у него был помятый.

Багажа у него не было. Сотрудники французской службы безопасности опросили Рейда, но не смогли отыскать причину для его задержания. Опоздав на свой рейс, он на следующий день вернулся в аэропорт и на этот раз успешно прошел на борт «Боинга-767».

Было субботнее утро. На борту находилось сто восемьдесят пять пассажиров. В подошвах ботинок Ричарда Рейда, как уже упоминалось, хранилась взрывчатка, а также детонатор. Когда самолет перешел на режим полета и после первой кормежки на борту (от какой Ричард отказался) в салоне пахнуло дымком. Стюардесса Эрми Мутардье увидела, что пассажир пытается зажечь спичку, и предупредила, что курить на борту не разрешается. Рейд пообещал перестать. И принялся ковыряться горелой спичкой в зубах. Сидел он у иллюминатора, рядом не было никого. Некоторое время спустя Мутардье, возвращаясь, увидела, что тот же пассажир сидит в кресле согнувшись. Она решила, что он курит. «Извините, – обратилась она к нему, – что вы делаете?» Пассажир не ответил. Когда же стюардесса потребовала ответа, Рейд повернулся в кресле, открыв зажатый между ног ботинок запал, и чиркнул спичкой. Мутардье вцепилась в него. Он отталкивал ее, пока она не отлетела и не перелетела через ручку кресла соседнего ряда. Мутардье побежала по салону с криком: «Держите его! Скорей!»

Кристина Джонс, услышав Мутардье, побежала на шум. Рейд сидел к ней спиной. С криком: «А ну перестань!» – стюардесса попыталась схватить его. Рейд, повернувшись, укусил ее в левую ладонь, вцепился зубами в мякоть под большим пальцем и не отпускал. Джонс закричала.

Когда злодей отпустил ее, Джонс откинула столик на соседнем с ним кресле. Пассажиры передавали бутылки с питьевой водой, какую лили на Рейда. Потом они пустили в ход ремни, провода наушников и пластмассовые наручники и связали его. Когда позже сотрудники ФБР попытались вывести Ричарда, им пришлось разрезать на нем несколько слоев пут.

«Считаю, мне незачем просить прощения за свои действия, – заявил Ричард Рейд на суде. – Я воюю с вашей страной. И воюю с ней не по причинам личного свойства… Так что можете судить, предоставляю вам судить. Не возражаю. Больше мне сказать нечего».

«Вы не вражеский военнослужащий, – определил судья Уильям Янг. – Вы террорист. Не солдат вы ни на какой войне. Вы террорист… Мы не идем на сделки с террористами. Мы не подписываем никаких документов с террористами. Мы выслеживаем их одного за другим и предаем правосудию. Вы террорист. Тот, кто повинен в преступлении, в попытке убийства множества людей. Охрана, в тюрьму его. Уведите».

«В День Страшного суда, – успел сказать Рейд, когда его уводили из зала суда, – вы предстанете перед своим Господом и перед моим Господом, и тогда мы непременно разберемся».

Джо отложил книгу и отпил виски. Единственный кубик льда звякнул о стекло. Шторки на иллюминаторах были опущены, и самолет погрузился в темноту. Как и тот парень в книжке, Джо сидел у иллюминатора, а рядом с ним никого не было. Впереди и позади него, по всему самолету люди спали, как личинки шелковичных червей в мягких коконах. Ему слышны были звуки их жизней, легкое похрапывание и верченье их тел туда-сюда, и он жалел, что тоже не уснул. Книжки эти не очень-то подходят для воздушных перелетов. В них полно взрывающихся самолетов, взрывающихся зданий, взрывающихся поездов, взрывающихся людей. Читать их – все равно что читать результаты исследований морга, наполненные фактами и цифрами, все из которых связаны со смертью. Джо не понимал их. Он раздумывал над словами судьи в книге. Судья сказал, что войны никакой нет, или, точнее, сказал, что смертник с бомбой, Рейд, никакой не солдат: он преступник. Только Джо представлялось, хотя он этого и не понимал, что как раз война-то в книжке и ведется. Он не знал, зачем и ради чего она велась: шло идеологическое сражение, о каком он понятия не имел, – только не понимать вовсе не значит отрицать, что это существует. По-видимому, судья, как и он сам, не понимал этого, не мог понять этого, а потому и не принимал это за то, чем оно являлось. Все-таки, чтоб войну объявить, достаточно и одной стороны.