Лили Райт - Танцуя с тигром

– Мой отец – юрист, который подглядывает сквозь щели в дверях.

– Я убью его и украду тебя.

– Тебе нет до меня никакого дела.

Хьюго отвесил ей пощечину. Она схватилась за щеку, но не заплакала. От холодности ее взгляда у него замерло сердце. Он приник лицом к ее груди и вдохнул запах ее тела. Она пересмотрела слишком много мыльных опер. Она играет роль.

– Твой отец и пальцем тебя не коснулся, – произнес Хьюго.

– Его желания не дают ему спать по ночам. Он крадется по коридору, как рысь.

Хьюго казалось, что он отступает, теряя преимущество. Он не хотел ни жениться на девушке, ни вредить ее отцу. Его устраивало текущее положение вещей, каждый идеальный желтый день, и так много раз подряд – ровно, как книги на полке. Он даже полюбил магазин канцтоваров: запах чернил, яркие ручки и блокноты под стеклом. В магазине он снова чувствовал себя мальчиком, только с бонусом в виде секса, того самого вечно недостающего удовольствия, которое каждый мальчик расценивает как награду, едва успев повзрослеть.

– Дай мне время, – попросил он. – Я все улажу.

Но он ничего не уладил. Каждый день на той неделе он приходил домой и отправлялся к своим цветам, а потом набрасывался на еду, словно долгое время голодал. Когда жена спросила, что с ним не так, он ответил, что все в порядке, и тогда она заварила ему чай из трав, росших у них во дворе, и попросила совета у знахарки, которая приготовила любовное снадобье, и побрызгала его носки.

Черный археолог заперся в конспиративной квартире, своем «безопасном месте», и пересчитал деньги, которые бросил ему Рейес. Две тысячи долларов. Оскорбление. Гроши. Плевок в лицо человеку и маске. Живому и мертвому. Он поднял жалюзи и замер, наблюдая, как ночь опускается на город. По всему Мехико матери готовили ужин. Отцы устраивались в своих креслах, как короли на троне. Дети писали карандашом в свои тетради неправильные ответы. Каждый день завершался в темноте.

Он ширнулся последним винтом.

Внезапный первый приход пронизал всю его сущность, сердце словно обдало горячим песком, а сам он наполнился сиянием, которое никогда не смог бы воспроизвести или описать, но, если бы его заставили дать этому имя, то, не задумываясь, назвал бы это любовью. Он упал на колени, прижался щекой к прохладному сиденью унитаза, представляя себе тысячу способов расквитаться с Рейесом: гремучие змеи, краска с повышенным содержанием свинца, проститутки с ядом.

Черный археолог рассмеялся, подумав, что неплохо было бы иметь компанию в голове. Станцевать с ними кадриль. Но все это было бредом наркомана, находившегося под кайфом. Ты не можешь приблизиться к наркобарону. Ты можешь только подохнуть.

Кто, мать его, носит шляпу с розовыми лентами?

Его блаженство омрачала одна маленькая деталь. У него закончились наркотики. Большую часть своего времени он был либо в одном состоянии, либо в совершенно противоположном. В пещере или вне ее. Богатый или нищий. Под кайфом или в ломке. Это составляло Принцип Равновесия Противоположностей по Мэддоксу, маленькую, придуманную им теорию, которая воплощалась в жизни так: его мрачная жизнь в Мексике была лишь внешней частью, поверхностью, обложкой книги, а не самой книгой. В долгосрочной же перспективе имели значение внутренний мир человека, его сердце, разум, душа, сущность. Если его внутреннее «я» оставалось верным себе, то внешняя оболочка могла предаваться сибаритским удовольствиям: женщины, метамфетамин, раскопки.

На самом деле не расслабляться было безответственно. Потому что для этого наступило самое время. Время для гедонизма и излишеств. Время позднее, чтобы успокоиться. Переродиться. Восстать из пепла для второго акта. Третьего. Мудрость была редкой находкой, которая давалась лишь тем, кто попробовал все и сразу.

В ванной монотонно капала вода. Он вслушивался.

Он хотел заполучить маску обратно, но к этому моменту Фео наверняка уже сфотографировал ее и зарегистрировал в их книгах. Черный археолог попытался забыть ту мелочь, которую швырнул Рейес, но стоило ему закрыть глаза, как ему ухмыльнулась посмертная маска, десять миллионов частиц бирюзы, приклеенных к раздробленному лицу человека. Ее единственный глаз словно подначивал: «Кто ты, черт тебя подери? Мужик или собака?»

Из-под двери пробивалась полоса света. Ось времени. Туго натянутая проволока. Стрела. Черный археолог долго смотрел на нее, пока не принял решение.