Блейк Крауч - Абандон. Брошенный город

– Тебе, Лана, – сказала она, – вряд ли захочется узнать, что бы я сделала ради сигаретки, которая осталась в моем соннике, и кой-каких мексиканских вкусностей – печенья, менудо, бутылочки мескаля… Постоянно слышу, как кто-то гремит кастрюлей. Знаешь, за еду я бы даже от виски отказалась.

Две женщины долго бродили внутри горы, не видя перед собой ничего другого, кроме скал, теней и света горящей свечи, и пианистке казалось, что они провели в этом подземном мире уже несколько дней.

Она мысленно проиграла половину одного из концертов Гайдна, когда Джосс остановилась, повернулась к ней и сказала:

– Думаю, нам лучше вернуться. – По тому, как звучал ее голос, Хартман решила, что они стоят в какой-то большой пещере. – Даже не представляю, черт возьми, где мы сейчас находимся, но как знать – вдруг Стивен вернулся, или же им удалось выбить эту треклятую дверь? Не хотелось бы пропустить такое!

Лана покачала головой.

– Что-то не так? – насторожилась Джослин.

Ее спутница наклонилась, потерла рукой ступню, и ее лицо исказила гримаса.

– А, устала? – догадалась барменша. – Ну, черт возьми, я тоже! Может, нам действительно стоит передохнуть немного. Давай поищем подходящее место.

Они прошли еще немного, прежде чем обнаружили ровную площадку.

– Ваши апартаменты, мисс Хартман, – сказала Джосс. – Надеюсь, здесь вы найдете все, что нужно. Здесь, как вы видите, у нас камень. И вон там – камень. О, и с той стороны – тоже хренов камень. Надеюсь, вам нравятся камни.

Лана улыбнулась.

– Не нагляделась! – фыркнула Мэддокс.

Женщины лежали на каменистом полу, прижавшись друг к дружке и укрывшись шерстяной накидкой Ланы и мексиканской шалью Джосс. После того как Хартман наполнила желудок водой, голова у нее болела уже не так сильно, но унявшаяся на время боль лишь высвободила место для жуткого голода.

– У нас осталось три свечи, – сказала Джослин. – Надеюсь, их нам хватит, чтобы выбраться в какое-нибудь более комфортное место. Пока же посидим немного в темноте.

Пианистка уловила легкое дуновение, и свет погас.

Их обступили полнейшая тишина и холод.

Она почувствовала, как Джосс дотронулась до ее руки.

– Веришь во все это дерьмо? – спросила барменша. – Я как-то не очень. Это, наверное, даже страшнее, чем стоять с мешком на голове и петлей на шее перед кучкой чужаков. Тебе не холодно? Если нет, пожми мне руку.

Лана сжала ее ладонь.

– Хорошо, – отозвалась Мэддокс.

Какое-то время они молчали. Хартман размышляла над тем, не легче ли уснуть, когда не умираешь от жажды.

– Ты всегда была немой? – спросила вдруг Джосс. – Пожми мне руку один раз, если да, два раза – если нет, и три – если хочешь, чтобы я заткнулась.

Ответом ей были два пожатия.

– Просто любопытно. Не обижайся. То есть еще недавно ты могла говорить? – продолжила расспрашивать Джослин. – Я хочу сказать – во взрослой жизни?

Одно пожатие.

– И как давно уже не можешь?

Три легких пожатия.

– Три года?

Одно пожатие.

– Можно подумать, ты слышишь, как у меня в голове крутятся шестеренки, прикидывая, что за хрень с тобой приключилась… Произошло что-то страшное, так ведь?

Одно пожатие.

– Три года назад кто-то сделал тебе больно.

Одно пожатие.

– Мужчина?

Снова одно пожатие.

– Да все они хренососы! Ты была шлюхой?

Два пожатия.

– Так это твой муженек постарался или…

Одно пожатие.

– Дай-ка догадаюсь… Загуляла, а он прознал?

Два пожатия.

– Что ж… Так как при нашем способе общения у меня уйдет четыреста чертовых лет на разгадку этой тайны, оставим все это. Ты – милое создание, и по какой бы причине тебе ни досталось от твоего благоверного, мне действительно очень жаль, и я надеюсь…

Потолок замерцал, и у обеих женщин перехватило дыхание, когда вверху вдруг показалась луна, почти полная и бледно-желтая, цвета старой бумаги, и их каменную тюрьму залило спокойным, мягким светом.

– Зуб даю, впервые в жизни так подфартило! – воскликнула Мэддокс.

Это удивительное зрелище длилось какие-то мгновения, а потом возникшая в расщелине луна ушла, продолжив свой предопределенный путь по небу и снова погрузив пещеру в непроглядную темноту.

Джосс подняла свечной фонарь как можно выше над головой и уставилась в потолок.

– Если подсобишь, думаю, я смогу туда забраться, – сказала она своей спутнице. – Присядь-ка на корточки.

Лана опустилась на колени, и барменша взобралась ей на плечи.