Клэр Кендал - Дневник жертвы

Сорок футов.

Иду мимо тебя к дверям, стараясь держаться как можно дальше.

– Пойдешь за мной – скажу охране, – спокойно говорю я, не глядя в твою сторону.

– Я видел тебя такой, какой не видел ни один мужчина, Кларисса. – Твой голос звучит тихо, но вполне разборчиво.

Ныряю во вращающиеся двери. Роберта отсюда не видно, но я помню, с какой скоростью он идет. Считаю вслепую: двадцать футов… десять футов… С улицы доносится пронзительный гудок. Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Ты уходишь в противоположную от Роберта сторону. Ты его не дождался.

Роберт догнал ее в вестибюле. Они положили вещи на ленту сканера и прошли через рамку металлоискателя, улыбаясь и болтая со знакомыми охранниками. Те уже едва проводили по ним металлодетектором, хотя и Роберт, и Кларисса всегда с готовностью перед ними останавливались. Кларисса старалась держаться невозмутимо. Она не хотела, чтобы Роберт заметил, что у нее красное лицо и учащенное дыхание.

Она нажимала на кнопку механического карандаша. Стержень выходил очень неохотно.

На свидетельском месте сидела пожилая седовласая женщина. Мистер Морден просил ее рассказать о происшествии, случившемся за час до похищения Лотти.

– Ко мне в сад забрались четверо мужчин. Один начал колотить ногами в кухонную дверь. Другой заорал в окно, что они видели, как моя дочь Доркас прячется за занавесками в спальне. Он говорил, он знает, что она здесь и слышит его. Говорил, пусть лучше выходит по-хорошему, а не то они выломают дверь, и тогда все будет по-плохому Говорил, ей не поздоровится, как в тот раз. И постоянно произносил разные непристойности.

– Не могли бы вы повторить их суду?

– Я таких слов не употребляю!

Мистер Морден смущенно потупился, но Клариссе показалось, что на самом деле ему смешно.

– Потом они увидели, как я звоню в полицию, и сбежали. А дверь с тех пор толком не запирается.

Вечером они с Робертом вместе вышли из здания суда. Снег падал мягкими хлопьями. Рэйфа не было видно.

– Я бы хотел починить этой леди дверь! – сказал Роберт.

– Вам хочется помогать, даже когда вы не на работе.

– Да, это вы правильно заметили. В выходные я спас улитку от дрозда. Он бил ее об камень – хотел расколотить раковину.

– Бедный дрозд! Он так старался, даже инструмент себе нашел, а вы… Теперь он, может быть, умирает от голода!

Роберт покачал головой:

– В следующий раз я поступлю точно так же.

Они улыбнулись друг другу, словно им приятно было сознавать, что они такие разные.

Подходя к мосту, они услышали, как кто-то зовет:

– Эй, пожарный! Привет, пожарный!

На секунду у нее перехватило дыхание, хотя этот голос совсем не походил на голос Рэйфа. Перед ними вырос молодой паренек азиатской внешности; он обратился к Роберту, и Кларисса отошла в сторонку.

– В декабре вы приходили к нам в шестой класс. Проводили беседу о безопасности на дорогах, – произнес он с некоторым вызовом.

– Я тебя помню, – ответил Роберт, устремив на мальчика свой прямой, открытый взгляд. – Ты подошел после лекции, и мы пообщались. Шариф, правильно? Живешь с бабушкой.

Роберт встал поудобнее и терпеливо ждал ответа.

«Как можно через два месяца вспомнить такие подробности? – недоумевала Кларисса. – Ведь они встречались всего раз, к тому же там наверняка было полно других детей».

– Я думал о том, что вы там говорили… ваши слайды… в общем, я все равно буду ездить быстро.

– Хорошо. Я вытащу тебя, живого или мертвого.

У нее по спине пробежал холодок. Она представила, как Роберт бесстрастно берет в руки инструменты и врезается в искореженный металл, помогая санитарам добраться до зажатого внутри тела.

– Мне все равно, – прибавил Роберт.

Мальчик молча кусал губы.

– А вот твоей бабушке, наверно, нет. – Он протянул руку, и Шариф пожал ее. – Приятно было снова с тобой поболтать. Спасибо, что сообщил о своих планах.

Кларисса вежливо кивнула мальчику на прощанье, хотя и знала, что он не ответит. Они двинулись дальше.

– Вам правда все равно, живые они или мертвые? – спросила она.

– Абсолютно.

– А если это кто-то знакомый?

– Смотря кто.

– Ну, например, я? – Она улыбнулась, хотя по спине снова пробежал холодок.

– Тогда не все равно.

17 февраля, вторник, 18:20

У входной двери лежит маленький прямоугольный пакет. Он перевязан бечевкой и завернут в коричневую бумагу. Мое имя выведено каллиграфическими буквами. Я знаю – их писал ты. Знаю, несмотря на измененный почерк. Бегу наверх с пакетом в руках. Не снимая пальто, швыряю сумку на пол, бросаюсь на диван и с колотящимся сердцем срываю бечевку. Дрожащими пальцами разворачиваю бумагу.