Клэр Кендал - Дневник жертвы

Парк совершенно круглый. Я представляю его в виде гигантского циферблата. Захожу в главный вход с чугунными воротами: шесть часов. Поворачиваю налево, по часовой стрелке, и иду по окаймляющей парк дорожке к девяти часам. Я всегда ориентируюсь по делениям циферблата, которые мысленно расположила вдоль ограды. Большой газон в центре парка завален снегом. Ходить по нему невозможно.

Восемь часов. Налево отходит тропинка к обрыву, поросшему искривленными деревьями. С обрыва открывается мой любимый вид на Бат. Здание аббатства вот-вот зальют лучи голубого света.

Дорожку посыпали. Можно идти быстро. Ускоряю шаг и с наслаждением чувствую, как кровь бежит по жилам, а лицо обвевает легкий ветерок. Здесь очень тихо; в предзакатном свете все кажется таинственным и умиротворенным. Дети, наверно, думают, что снежный холм на газоне – это волшебное царство. Под ногами хрустят ветки: единственный звук, который я слышу. Холод всех разогнал по домам. Сегодня парк принадлежит только мне.

Двенадцать часов. Половина круга. Самая дальняя от входа точка. На детской площадке никого; качели легонько поскрипывают, словно на них резвятся привидения.

И тут появляешься ты:

– Привет, Кларисса.

Можно подумать, это неожиданная встреча старинных друзей.

– Я припарковался у твоего дома.

Словно это не ты вчера пробрался в суд; словно ты не услышал ни единого слова из тех, что я тебе сказала у закрытого кофейного киоска.

– Я уже разворачивался, когда увидел, что ты идешь в парк.

Ты что, профессиональный преследователь? Ты держишься так близко, а я даже не догадываюсь, что за мной наблюдают! Не понимаю. Я ничего не видела. Ничего не слышала.

– Потом ты исчезла, и я уже думал, что потерял тебя. Но я тебя нашел.

Какая неожиданность. Ты всегда меня находишь. Всегда. Разве когда-нибудь было иначе? Но на этот раз виновата я сама. Только я и никто другой. Я поддалась дурацкому порыву и не позволила страху удержать меня дома.

«Вернем себе ночь». Когда мы с Ровеной учились в университете, это движение казалось нам очень важным. Мы ходили на митинги и думали о женщинах семидесятых. Но мы ошибались. И они тоже. Сейчас не ночь – правда, скоро уже стемнеет. Мне не следовало приходить сюда, не следовало игнорировать свой страх перед темнотой! Больше я никогда не повторю этой ошибки.

Может, срезать? Ринуться прямо через круглый газон? Это кратчайший путь, но снег слишком глубокий… Глупо. Я всю ночь буду через него продираться. А еще там слишком много деревьев и кустов, которые дают слишком много тени. Я не поддамся искушению и не сойду с тропинки, как Красная Шапочка. Я очень хорошо понимаю мораль таких историй.

Краем глаза я вижу, как ты показываешь куда-то в сторону трех часов.

– Я припарковался вон там. Могу тебя подбросить.

Это настолько нелепо, что мне следовало бы рассмеяться. Но я не могу. Я в полной растерянности. Воображаю, что ответила бы Энни.

«Идиот», – сказала бы она. «Я вообще-то вышла погулять», – сказала бы она. «С какой стати меня куда-то подбрасывать?» – сказала бы она. «Избавь меня от своего присутствия», – сказала бы она.

– Я пытаюсь быть любезным. Пытаюсь забыть, что ты сделала вчера, Кларисса, и не только вчера. Пытаюсь забыть все твои грубости и оскорбления. Но ты не облегчаешь мне задачу!

«Просто оставь меня в покое. Больше мне ничего от тебя не нужно». Ты что, меня не слышал?

– Ты должна сказать, что прощаешь меня за мои вчерашние слова, Кларисса. Ты ведь знаешь, что я не хотел тебя так называть. Я сильно разозлился. Ты вела себя вызывающе!

«Я никогда тебя не прощу». А как насчет этого? Это до тебя тоже не дошло? Брошюрки абсолютно правы: не нужно вступать с тобой в разговоры, даже самые короткие.

Я иду против часовой стрелки. Иду так быстро, как только могу. Не смотрю по сторонам. Интересно, я вообще вернусь сегодня домой? Нельзя так думать; надо попытаться убедить себя, что я преувеличиваю. Одиннадцать тридцать. До чугунных ворот идти еще минут пять. Я возвращаюсь назад той же дорогой: не хочу оказаться рядом с твоей машиной.

– У тебя на той неделе были критические дни.

От неожиданности я поднимаю глаза – и тут же отвожу их. Ты самодовольно ухмыляешься, словно сыщик, получивший информацию из надежного источника. Я не спрашиваю, как ты узнал. Но я об этом думаю.

– Я тебя знаю, Кларисса. Знаю лучше, чем кто-либо другой. Вот почему у тебя было плохое настроение, правда? Вот почему ты солгала мне, что болеешь, испортила вечер в ресторане и надула меня с театром… Это все гормоны! Я стараюсь простить тебя за все, что ты сделала, Кларисса. Стараюсь понять тебя.