Пьер Леметр - Три дня и вся жизнь

Ему стало нехорошо. Он не мог понять, то ли это он теряет равновесие, то ли Валентина покачнулась и в неподвижном, беззвучном и чувственном танце едва заметно поводит бедрами.

Антуан прислонился к дверному косяку. Ему необходимо на воздух. Выйти. Немедленно.

Он скатился по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, бросился к кухонной раковине, открыл кран, подставил под струю ладони и побрызгал на лицо. Потом отряхнулся, схватил полотенце и вытерся.

Отнимая полотенце от лица, он мельком увидел силуэт идущей по коридору к двери Валентины. В кухне повеяло свежим воздухом. Антуан побежал. Валентина уже была на улице и шла неторопливым уверенным шагом. Она спокойно пересекла родительский сад и вошла в дом, не потрудившись закрыть за собой дверь, настолько она была уверена, что Антуан бежит следом.

Он даже не успел понять, как оказался у Дэме.

В нос ему ударил характерный запах этого дома. Антуану он никогда не нравился: какая-то смесь капусты, пота, мастики…

Он сделал шаг и замер.

В гостиной, прямо перед ним, в торце длинного стола, сидел господин Дэме и пристально смотрел на него.

Антуана вдруг пронзила догадка, что на самом деле Валентина пришла за ним с единственной целью – привести его сюда, к отцу.

Девушка делала вид, что просто болтается по комнате, небрежно включила телевизор, рассеянно провела пальцем по краю комода. Потом она в упор взглянула на Антуана. Теперь это был совсем другой человек.

Развязную девчонку словно настигла тень ее младшего брата, витавшая в комнате как угроза. Валентина резко развернулась, поднялась по лестнице и исчезла без единого жеста, без единого взгляда.

– Они наверху, – сказал господин Дэме глухим голосом и повел головой в направлении второго этажа, откуда доносился неясный шепот.

Гостиную освещала только кухонная лампочка и елочная гирлянда, точно такая же, как у Куртенов. Купленная, разумеется, в том же магазине.

Антуана словно парализовало. Перед господином Дэме стоял пустой стакан и бутылка вина. В задумчивости он опустил глаза. Прошли долгие минуты, пока он вспомнил, что не один. Он указал Антуану на стул возле себя. Антуан испугался, что господин Дэме встанет и двинется за ним к дверям, чтобы заставить сесть. Он робко подошел. По мере приближения, видя этого огромного грубого человека совсем рядом, Антуан все больше боялся его.

– Сядь…

Стул, отодвинутый Антуаном, издал противное скрежетание, как мел по школьной доске. Господин Дэме долго, не отрываясь, смотрел на мальчика.

– Ты ведь хорошо знаешь Реми… А?

Антуан закусил губы: да, вроде так, то есть немного…

– И ты полагаешь, что этот ребенок мог сбежать? В шесть лет?

Антуан отрицательно покачал головой.

– Ты можешь себе представить, чтобы он вот так ушел к черту на кулички? И не нашел дороги назад. Ведь он здесь родился!

Антуан понял, что слова господина Дэме – это не вопросы, а мысли, которые он перебирал долгие часы. Он не ответил.

– И с какой стати они не ищут его ночью? У них там, в жандармерии, фонарей, что ли, нет, а?

Антуан слегка развел руками. Он не мог объяснить.

От господина Дэме исходил неприятный запах, вдобавок к нему примешивался выхлоп вина, которым он явно злоупотребил.

– Я пойду… – пробормотал Антуан.

Господин Дэме не двигался, поэтому мальчик осторожно встал, словно не хотел будить его.

Но тут господин Дэме вдруг развернулся, дернул его за штаны и притянул к себе. Его руки обхватили Антуана вокруг пояса, взрослый мужчина прижался головой к его груди и зарыдал.

Антуан едва не упал под его тяжестью, но удержался на ногах. Он видел толстый седой затылок сотрясаемого рыданиями отца Реми, вдыхал его резкий запах. В грозных тисках мощных объятий этого человека ему хотелось умереть.

На комоде в разномастных рамках стояли фотографии семьи. Одна была пуста. Та, где прежде был снимок, отданный жандармам и показанный в телевизионных новостях. Реми, в своей желтой футболке, с этой прядкой волос…

Никто не стал переставлять другие рамки, чтобы заполнить пустоту. Родные ждали, чтобы фотография Реми вернулась на свое место. Чтобы все в конце концов вернулось на свои места…

Казалось, рассвет никогда не наступит. Над городом висело молочно-белое скучное небо. Первые добровольцы обнаружили господина Дэме стоящим под освещенным навесом лицом к саду. На нем были грубые башмаки и бежевая парка. Плотно сжатые кулаки он засунул в карманы, лицо у него было замкнутое, как в самые худшие дни.