Софи Ханна - Идея фикс

Неужели от меня ждут жалости к какому-то неведомому мне агенту? Кристофер усмехнулся: идеальный слушатель.

– Она сделала видеосъемку дома и сада для виртуального тура и серию фотографий для выпуска буклета и размещения рекламы на вебсайте агентства, – продолжил детектив. – На одной фотографии гостиной отчетливо видна отметина, оставленная рождественской елкой… именно это изображение мы только что видели.

– И что дальше? – спросила я грубее, чем намеревалась. – Что это доказывает? Какое это имеет отношение к виденной мною мертвой женщине?

– Конни, – успокаивающе пробурчал Кит.

– Всё в порядке, – сказал ему Сэм.

По-моему, детектив испытывал к нему жалость.

Еще бы, разумеется, нелегко жить с безумной женой!

– Тот субботний день подходил к концу, поэтому почти двенадцать часов спустя после того как вы увидели мертвую женщину, просматривая виртуальный тур, Лоррейн Тёрнер показала дом одиннадцать по Бентли-гроув одной молодой паре. Она поведала им историю рождественской елки, показала эту отметину. Ту же самую отметину, Конни… Лоррейн сказала, что готова поклясться в этом. В остальном ковер остался чистым. Никакой крови, – Комботекра сделал паузу, дав нам осознать сказанное. – Вы понимаете, о чем я говорю?

– Вы пытаетесь доказать нам, что на том ковре в принципе не могло быть никакой крови. Вы уверены, что это правда? – спросила я. – Мне приходилось стирать одежду с кровавыми пятнами, и в итоге они полностью исчезали.

– Конни, неужели тебе действительно так необходимо… – попытался утихомирить меня Кит.

– Нет, правда, от крови избавиться довольно просто: холодная вода, мыло…

– Поверьте мне, если б человек умер от потери крови на бежевом ковре, вы увидели бы ее следы, – уверенно произнес Сэм. – Сколько бы мыла, холодной воды или «Ваниша» ни извели впоследствии.

Зарывшись пальцами в своих растрепанных волосах, я боролась с сильным желанием лечь на грязный пол этой столовой, закрыть глаза и отрешиться от мира.

– Конни, когда вы видели то женское тело, было ли там в углу комнаты то же самое пятно, как на фотографии? – спросил Сэм. – Была там отметина от рождественской елки?

– Не знаю, – сказала я. Нет, по-моему, ее не было. – Я не заметила ее, но… – Мои мысли метались в поисках вероятного объяснения. – Может, ту мертвую женщину снимали давно, до того как мистер Битер поставил рождественскую елку и от нее осталось пятно. Вы подумали о такой возможности?

Полицейский кивнул.

– Помните, вы описывали мне карту на стене? – спросил он.

– Конечно, помню. Что за вопрос? С субботы прошло всего два дня! Я не страдаю старческим склерозом.

Комботекра вытащил блокнот из кармана куртки, открыл его и начал читать.

– «Comitatus Cantabrigiensis Vernzcule», – огласил он название карты и перевел: – Карта графства Кембриджшир, тысяча шестьсот сорок шестого года, составлена Яном Янсониусом [22]. Также известным, как Йоханнес. – Он взглянул на нас с мужем. – Не думаю, что вы слышали о нем?

– Уж не приятель ли Битеров? – ехидно поинтересовалась я. Просто не смогла удержаться.

– Знаменитый голландский картограф… составлял карты. Та вставленная в раму карта, что висит над камином в доме Селины Гейн, – оригинал, руки Янсона, стоит кучу денег. Лоррейн Тёрнер с восхищением разглядывала ее, когда пришла оценивать дом доктора Гейн. Ах да, вы еще упоминали щиты – это гербы кембриджских колледжей: Тринити, Святого Иоанна…

– Не забудьте лучший из них, – добавил Кит. – Королевский.

– Неужели тебе не хватает случаев похвастаться своей осведомленностью перед твоими обожаемыми подчиненными в Лондоне? – резко оборвала его я. – Ты решил превратить и наш разговор в вакханалию хвастовства?

– А пустой щит оставлен пустым намеренно… чтобы любой покупатель этой карты мог добавить в нее свой собственный фамильный герб, – продолжил Сэм, как будто не слыша моих язвительных замечаний Киту. – Доктор Гейн рассказала о своем раритете Лоррейн. Понятно, что эта карта – одно из ее сокровищ. Очевидно, она получила ее в подарок от родителей, переехав в Кембридж из Дорчестера, где жила раньше.

«Ей повезло, – с иронией подумала я. – Одним достаются древние голландские карты, а другим – противные самодельные гобелены. Очевидно, по сравнению с моей мамой, мать Селины Гейн обладает более изысканным вкусом». Я ужаснулась, вдруг представив, что мне пришлось бы взирать еще и на фамильный герб Монков, если б таковой бы у нас имелся. Изображение кухни Торролд-хаус: поколения ничтожных провинциальных обывателей, прикованных к испещренной кракелюрами старой плите «Эй-джи-эй».