Сэм Гэссон - Кошка, которая все видела. Молчаливый свидетель

Стекло, похожее на большой плоский экран телевизора, создавало иллюзию большого расстояния. Зрителям казалось, что действие в комнате для допросов происходит где-то очень далеко, а не в нескольких метрах от них.

Бруно стоял очень удобно: ему была видна отцовская макушка, а на другой стороне стола расположился Терри Раттер. Мальчику было отчетливо видно его искаженное, болезненное лицо. Гематома под глазом превратилась из черной в желтую. Если преступник собирался обнаружить себя, то ему придется прорываться наружу сквозь красновато-коричневую стену болезненной, раздувшейся плоти.

– Добрый вечер, мистер Раттер, – приветствовал соседа Джим. – Инспектор Скиннер сообщила мне, что вы готовы давать показания.

– Теперь я для тебя мистер Раттер, да? – сказал Терри, пожав плечами.

– Да, мистер Раттер, – ответил Джим. – Инспектор Скиннер сказала, что вы готовы к разговору.

– Возможно, – протянул Терри, – а может, и нет!

Воцарилась тишина. Бруно был впечатлен терпением отца.

– Сначала мне нужно выпить, – решился Терри, и его голос был более сиплым, чем обычно.

– Не могу помочь вам в этом, мистер Раттер, – ответил Джим как ни в чем не бывало, чем весьма встревожил Бруно. – По вашей просьбе я встал с больничной койки. Сначала вы скажете все, что должны сказать, а потом я прослежу, чтобы вам дали выпить. Думаю, если вы выговоритесь, вам станет легче.

Опять последовала тишина, нарушаемая лишь кашлем Терри. Бруно проверил свои записи о стратегии допроса: прямая конфронтация. Подозреваемый должен думать, что собрано уже достаточно доказательств для того, чтобы вынести ему обвинение.

– Можно снять наручники? – спросил Терри, протягивая опухшие, раздувшиеся запястья.

– Нет, – ответил Джим. – Я рекомендую вам пригласить адвоката.

– Зачем?

– Наш разговор записывается на камеру, – сообщил Джим. – У нас есть видео, противоречащее показаниям, которые вы давали ранее. Это противоречие уничтожит вас.

– В этом нет необходимости, – сказал Терри с жутким спокойствием, совершенно не соответствовавшим краске гнева, разливающейся по его лицу. – Нет нужды в услугах адвоката.

– Вы желаете ознакомиться с вышеупомянутой записью, мистер Раттер? – спросил Джим. – Мы можем показать ее на экране, расположенном позади меня.

Терри отказался и закрыл лицо руками. Следующие несколько минут он укрывался от внешнего мира. Бруно, прижавшись лицом к стеклу, не мог понять, сработала ли стратегия отца.

– Гипотетически, что со мной будет дальше? – наконец спросил Терри.

На его покрасневшем лице застыло раздражение.

– Тюремное заключение на многие годы, возможно пожизненно, – в голосе Джима не было и тени сочувствия.

– А что будет с моим сыном?

– Точно не знаю, – ответил Джим, немного смягчившись. – Я в этом не разбираюсь, но могу спросить.

– Пожалуйста, спроси, – произнес Терри, немного побледнев. – Будущее сына – моя единственная забота.

Джим выполнил его просьбу. Это заняло несколько минут. В своем кабинете инспектор Скиннер приказала Джиму вести себя как можно тверже.

– Когда хочешь заставить преступника признаться, необходимо давить на его слабое место. Используйте его чувства к сыну, чтобы сломать подозреваемого. Будьте настолько жестоким, насколько это нужно!

Терри с нетерпением ждал возвращения Джима: Бруно заметил в маленьких глазках мужчины напряженное ожидание и сосредоточенность.

– Скорее всего, вы больше никогда не увидите сына. Его отдадут в детский дом, а затем, возможно, в приемную семью.

– Я так и думал, – ответил Терри, и по его лицу полились слезы.

– Но вы поможете ему, если поговорите со мной, – сказал Джим. – Дин должен знать правду. Он должен иметь возможность скорбеть о родителях. Чем дольше тянется это дело, тем тяжелее для вашего сына. Вы должны позволить ему начать восстанавливать свою жизнь. Возможности для этого у вас есть. Сегодня. Сейчас! Если вы скажете правду, то чрезвычайно поможете Дину.

Бруно никогда не видел, чтобы мужчины, подобные Терри Раттеру, плакали. Это были слезы, которые льются только в молодости, после того как судьба преподаст человеку самые жестокие уроки.

– Слезы означают осознание вины, – сказала инспектор Скиннер, наблюдая за происходящим вместе с Бруно.

Мальчик повернулся, чтобы посмотреть на маму, и увидел, что она не следит за допросом. Хелен сидела на стуле, развернувшись спиной к стеклу.

Когда поток слез немного утих, Терри вторично отказался от услуг адвоката.