На следующий день Хансу Кристиану разрешали заработать скиллинг за то, что он относил туфли купчихе и забирал отцовскую плату. Он успокаивал шелковые туфельки, пока шел через весь город, и ободряюще им улыбался, когда служанка забирала их у него, стоя в дверях.
Так он и выучил язык вещей. Как вещи говорят, если человек их слушает. Фантастика. Он умел разговаривать с вещами, но что это ему дало? Он сидел на дорожном чемодане со смертным приговором над головой. И некому ему помочь, единственный, кто может что-то сделать…
Он вскочил на ноги.
– Сестра погибшей! – зашептал он сам себе. Та, что плюнула в него, та, что заклеймила его печатью убийцы. Она может помочь. Только она.
Это он, вырезальщик, не может этого быть.
Молли вышла, чтобы продать платья Анны, и подошла к Мадсенс Ганг, где все лежало в тени. Сюда приходят люди, оказавшиеся в бедности, пьяные либо отвратительные по какой-то еще причине. Улица такая узкая, что можно коснуться руками обеих стен, если поднять их. Дети, старики, кошки, собаки и коровы высовывали любопытные лица, морды и части тел из окон, а движение на улице то останавливалось, то замедлялось из-за уличных шутов или очереди к фруктовой повозке с красными апельсинами. Самогон здесь делали на каждом углу, и сладкий запах зерна наполнял улицу. Молли попыталась продать платье знакомой проститутке, шведской девушке, известной своими светлыми локонами.
Она прошла мимо шумного трактира на улице Лилле Конгенсгаде и еще одного на Улькегаде, когда увидела его. Высокого и черного, похожего на ворона на журавлиных ногах. Не может этого быть. Он убийца, больной вырезальщик, его нужно посадить в тюрьму или отрубить ему голову. Гнев, который кипел в Молли последние дни, теперь смешался с еще каким-то чувством, возможно, со страхом. Он пришел сделать с ней то же самое, что с сестрой, прирезать ее, как гуся?
Но он ее не заметил. Он медленно шел по улице и смотрел в окна, где сидели проститутки.
Молли подошла поближе. Как это возможно? Он сбежал из тюрьмы? Но Молли видела, как его увозили, полицейские посадили его в экипаж, и за ними ехал на лошади начальник полиции. Она даже слышала, как пожилой полицейский объяснял супружеской паре, что этого мужчину поймали и посадили в тюрьму и его точно казнят через неделю.
Он пошел дальше по Улькегаде, огибая лоток торговца песком.
Ей было страшно, но она должна была следовать за ним. Она должна увидеть, куда он идет, что он задумывает, она не могла просто отпустить убийцу Анны. Что, если он ищет новую жертву? Она была примерно в четырех футах позади него, прячась за стойкой с метлами и лопатами. Он остановился, стоял и смотрел в окна зала, почти прямо туда, где живет Молли, где раньше жила Анна. Это было все равно, что сознаться и самому признать, что ты преступник.
Ее крепко схватила чья-то рука.
– Шесть скиллингов. – Это был молодой портной, который смотрел на платье, то, что с кринолином. Он итальянец, бледный, со впалыми глазами. Он шел за ней и сейчас взял из ее рук платье, как будто сделка уже совершилась.
– Нет, – сказала она тихим голосом, не уступая, потому что уже сказала сегодня нет шести скиллингам. – Оно стоит больше.
В это же мгновение мужчина повернулся к ней. Сомнения улетучились, как дым. Это был он. Голубые глаза, тонкие усы, как сейчас в моде у богатых молодых людей. Острые плечи в пыльном сюртуке напоминали чахлые ростки в мешке.
Он смотрел прямо на нее. Вдруг его взгляд изменился. Он ее узнал. Он начал спускаться с лестницы, по которой перед этим поднимался, повернулся и направился к ней. Он поднял руку и жестом попросил ее подождать.
– Нет, – сказала она. – Нет, нет!
Она подалась назад, чуть не врезавшись в повозку с соленой сельдью в бочках, и пустилась бежать. Она поскользнулась на капустном листе и гнилых яблоках, чуть не сбив с ног мужчину с мешком за плечами. Она прокралась, потом перепрыгнула через сточную канаву, пробежала мимо прилавка, где пожилая дама торговала сахаром.
– Осторожно, осторожно! – крикнула она, размахивая руками, так что паре мальчишек пришлось уворачиваться от нее.
Она посмотрела через плечо и увидела его, вырезальщика, пробиравшегося через людской поток, длинные ноги все ускоряли шаг, чуть не задели клетку с курами, те зашумели и замахали крыльями. Птичница кричала на него, напуганная суматохой, этот город дик и безумен для тех, кто приезжает сюда из деревень сбыть свой товар.
Читать дальше