А. Казински - Убийство русалки

– Проклятый убийца, – кричит она прежде, чем начальник полиции вклинился между ними.

– Забирайте его, – приказал Козьмус Браструп двоим полицейским.

Они подчинились в отличие от ног Ханса Кристиана, которые отказались ему служить. «Я не сделал ничего плохого», – прошептал Ханс Кристиан, и его уже несли, сильные руки взяли его под мышки с двух сторон, и ему было больно, больно и тогда, когда его бросили на пол повозки и втиснулись рядом. Он слышал, как ему вслед кричали мужчины и женщины, и даже пара детей.

– Собака, убийца, чудовище!

– Голову с плеч, это он! – раздавался многоголосный крик. – Голову с плеч, голову с плеч!

Люди кричали и рычали на него. Это был театр, спектакль, в котором он играл роль злодея. Ханс Кристиан уселся и посмотрел на людей, он не знал почему, но ему следовало лечь. Он смотрел вниз, на самого себя, и заметил, что его руки в карманах были мокрыми от пота.

Губы у него дрожали, так бывало всегда: от несправедливости его нижняя губа начинала дрожать, а потом катились слезы. Почему Бог зол к нему? За что ему это? Он всегда желал только одного: воспевать красоту, пока поется, писать о красоте, пока пишется, танцевать и веселиться. Почему это неправильно? Это во славу Божию, а не его собственную, он покинул отчий дом и объятия матери в четырнадцать лет, уехал один в Копенгаген, чтобы иметь возможность славить Творца в слове, песне и танце. И все, что он предпринимал, встретило отказ. Это было похоже на прощальный привет от Бога, всякая надежда угасла. Теперь унижение сделалось полным. Абсолютным.

– Все кончено, мама, – прошептал он и опустил голову, чтобы никто не видел его искаженного лица. Лица, над которым всю его жизнь смеялись, лица, в которое кричали и плевали, над которым насмехались, от которого отводили взгляды. Недели не пройдет до того, как в газете «Тидене» будет напечатан его портрет с подписью «Скверному поэту вынесли смертный приговор», и скоро безжалостный топор над эшафотом на площади Амагер скажет последнее слово, это уже решенное дело.

Мадам Кригер приходила в ботанический сад уже месяц. В тихом уголке она привязала саженец яблони к боярышнику, прорезав в каждом из них по отверстию и соединив их так, чтобы они срослись. Это казалось мистическим, магическим, когда она читала описание у Шнайдера, но теперь она видела это собственными глазами. На одном стволе цветет боярышник и растет яблоко. Две вещи образовали нечто третье. Как и говорит Шнайдер: мы не должны бояться делать мир таким, каким нам хочется.

Мысли мадам Кригер перенеслись от боярышника к платку.

Она совершенно не понимала, как могла оставить его у той проститутки. Все было тщательно спланировано. И все равно она допустила промах. Она помнит до сих пор тот ужас, который охватил ее, когда она поняла, что платок остался лежать в комнате мертвой шлюхи. Из-за него ее могут разоблачить. Все может пойти прахом. Кто-то может заметить инициалы на краю светло-голубого шелкового куска ткани, по которым ее можно было найти. Нет, не волнуйся, твердила она самой себе. Никого он не заинтересует. Тело шлюхи не найдут никогда. Его унесло в море. А если тела нет, то она и не может считаться мертвой. Она просто пропала без вести, как и множество других людей. Особенно таких девиц. Они уезжают из города, исчезают, отправляются в могилу.

Она сорвала яблоко и откусила. Оно не было румяным, оно было бледным и незрелым. Но это, вне всяких сомнений, яблоко.

Яблоко на кусте боярышника. Ее эксперимент удался, мир Шнайдера уже близко. Сначала он проявится в малом, а потом мы создадим заново все. Можно заставить деревья срастись. Пришло время чудес.

Кто-то показался из яблока. Червяк высунулся из светлой мякоти фрукта. Она его перекусила пополам. Съела его голову.

Мадам Кригер наклонилась к кусту, сплюнула и долго отплевывалась, пока не исчез солоноватый хруст во рту. Она вытерла губы и огляделась. В Ботаническом саду людно, особенно в конце лета. Над изгородью проплывали зонтики и цилиндры, из-за деревьев доносился детский плач. Неподалеку стоит пара, дама опирается на руку кавалера, они смотрят на рыбок в пруду. Когда она прошла мимо них, взгляд мужчины задержался на ней слишком надолго, но на нее это не произвело никакого впечатления. Наоборот.

Судя по голосам, что-то случилось. Возле выхода какой-то шум. Мальчик в матроске кричал, другие показывали пальцем. Любопытство или страх толкали ее в эту сторону?