Энтони Горовиц - Дом шелка. Мориарти

– Вы его искали? – спросил Лестрейд. – Мальчика из гостиницы?

Холмс просто кивнул. Возможно, боялся, что его подведет голос.

Мальчик был избит до смерти – с особой жестокостью. Ребра, руки, ноги, каждый палец в отдельности – все сломано. Я смотрел на эти жуткие травмы и понимал: их наносили методично, по одной, и смерть Росса была долгой и мучительной. В довершение всего этого ужаса ему перерезали горло – с такой яростью, что голова почти отделилась от шеи. Я за свою жизнь насмотрелся на трупы, и вместе с Холмсом, и во времена моей военно-хирургической практики, но никогда не видел такой леденящей душу картины… Просто не укладывалось в голове, что кто-то может так обойтись с тринадцатилетним подростком.

– Грязная история, – сказал Лестрейд. – Что можете рассказать о нем, Холмс? Он работал на вас?

– Его звали Росс Диксон, – ответил Холмс. – Мне о нем известно очень мало, инспектор. Можете спросить о нем в Хэмуорте, в мужской школе «Чорли Гранж», хотя, боюсь, они мало что смогут добавить. Он был сиротой, у него есть сестра, которая до недавнего времени работала в «Мешке с гвоздями», это паб в Ламбете. Может быть, вы ее там еще найдете. А тело вы осмотрели?

– Да. В карманах пусто. Но есть нечто странное, что вам стоит увидеть, хотя, что это значит, одному богу известно. Одно могу сказать – внутри у меня все перевернулось.

Лестрейд кивнул – один из полицейских опустился на колено и взял маленькую сломанную руку убитого. Отодвинул рукав, и мы увидели белую ленту, завязанную вокруг мальчишеского запястья.

– Ткань новая, – сказал Лестрейд. – Видно, что шелк хорошего качества. Смотрите: на ленте нет следов крови или грязи Темзы. Из этого следует, что ее надели мальчику на руку уже после убийства как некий знак.

– «Дом шелка»! – воскликнул я.

– Что это?

– Вы об этом слышали, Лестрейд? – спросил Холмс. – Вам это о чем-то говорит?

– Нет. «Дом шелка»? Это фабрика? Никогда не слышал.

– А я слышал. – Холмс вперился в пространство, в глазах читались ужас и самобичевание. – Белая лента, Ватсон. Она мне уже попадалась. – Он повернулся к Лестрейду. – Спасибо, что вызвали меня и обо всем сообщили.

– Я надеялся, что вы прольете свет на эту историю. Ведь вполне возможно, что тут есть и ваша вина.

– Вина? – Холмс дернулся, будто его ужалила пчела.

– Я предупреждал вас, что эта ваша дружба с мальчишками добром не кончится. Вы его наняли, пустили по следу матерого преступника. Вполне возможно, у него возникли свои идеи, которые и привели его к такому концу. Результат налицо.

Не могу сказать, намеренно ли Лестрейд провоцировал Холмса, но его слова подействовали – я видел, что творилось с Холмсом, когда мы возвращались на Бейкер-стрит. Он забился в угол двуколки и почти всю дорогу сидел молча, не желая встречаться со мной взглядом. Кожа на скулах натянулась, лицо еще больше удлинилось – можно было подумать, что его поразила какая-то страшная болезнь. Я не пытался вызвать его на разговор. Знал: мое утешение ему не требуется. Я просто наблюдал за ним и ждал, когда его гигантский интеллект осмыслит, какой трагический оборот приняло это дело.

– Возможно, Лестрейд прав, – сказал он наконец. – Я действительно пользовался моим подразделением секретной полиции с Бейкер-стрит, не особо заботясь о последствиях. Меня забавляло, что они выстраиваются передо мной в шеренгу, что я плачу им шиллинг-другой, но я никогда намеренно не подставлял их под удар, Ватсон. Вам это известно. Тем не менее меня обвиняют в дилетантстве, предлагают признать себя виноватым. На Виггинса, Росса и всех остальных мальчишек я не обращал никакого внимания, как не обращает на них внимания общество, которое вышвырнуло их на улицу, и мне никогда не приходило в голову, что весь этот ужас может быть следствием моих действий. Не перебивайте меня! Послал бы я мальчишку стоять одного в темноте возле гостиницы, будь это ваш или мой сын? И то, что произошло, не могло не произойти. Мальчик увидел, как в гостиницу вошел убийца. Мы оба заметили, что это привело его в сильное возбуждение. Но он все равно решил, что сможет извлечь из этой ситуации какую-то выгоду. За что и поплатился так жестоко. А виноват в этом я.

И все-таки! И все-таки! Каким образом в эту головоломку вписывается «Дом шелка», как понимать шелковую ленту вокруг детского запястья? Суть дела именно в этом, а вина опять лежит на мне. Меня предупредили! И это чистая правда! Скажу честно, Ватсон, иногда я задаю себе вопрос: а не отказаться ли мне от этой профессии, не попытать ли счастья на каком-нибудь другом фронте? У меня еще не пропало желание написать несколько монографий. Мне всегда были интересны пчелы. Исходя из результатов этого расследования, я не имею права называться сыщиком. Убили ребенка! Вы видели, как с ним обошлись убийцы. Как мне теперь жить?