Эйвери Бишоп - Школа безумия

– Я не знаю, кто была эта девушка, но Лив знала. В смысле, она ни разу не назвала ее имени и не сказала чего-то еще, но говорила о ней так, как будто знала. Она не называла ее ни сукой, ни стервой, ни шлюхой, ничем из того, кем, черт возьми, назвала бы ее я.

Кортни еще раз взглянула на меня, затем подалась вперед и утешительно взяла Карен за локоть.

– Но как-то она ее называла?

Взгляд Карен заметался между нами.

– Это самое странное. Она называла ее призраком.

Мы не пробыли в машине и полминуты. Дом Кэмпбеллов все еще маячил в зеркале заднего вида, пока мы катили через тихий пригород, но Кортни больше не могла сдерживаться.

– Твою мать! Твою мать!

Мои пальцы стиснули руль, но я ничего не сказала. Кортни поерзала на сиденье и повернулась ко мне.

– Как ты думаешь, это была она?

Я изо всех сил старалась сосредоточиться на встречной полосе движения и маячившем впереди знаке «стоп», но ее взгляд прожигал меня, словно вспышка солнца. Тем не менее я ничего не сказала.

Что не помешало Кортни снова задать свой вопрос:

– Эмили, ты думаешь, это была она?

Я раздраженно взглянула на Кортни. Меня так и подмывало сказать ей, чтобы она заткнулась, перестала говорить глупости: конечно же, это не так. Вместо этого я покачала головой и сосредоточила внимание на дороге.

Кортни наблюдала за мной. Я видела ее краем глаза. Через минуту это начало действовать мне на нервы, и я снова взглянула на нее.

– Что такое?

Кортни ничего не сказала. Я отвернулась и еще сильнее сжала руль.

– Ты когда-нибудь думаешь о ней? – спросила Кортни.

Я отлично знала, кого она имела в виду, но все равно притворилась непонимающей.

– О ком?

– Ты знаешь, о ком.

Я остановилась на светофоре, глядя на проезжающие машины.

– Прошло много времени. А ты?

Кортни поерзала на сиденье, откинулась назад и посмотрела в окно.

– Кстати, я вспомнила о ней на днях, когда услышала об Оливии… Ну, что она покончила с собой. Боже, как же мы были жестоки с этой девочкой!

Целая минута прошла в молчании, единственный звук – радио на малой громкости и шорох шин по дороге, пока мы приближались к шоссе. День клонился к закату, и на горизонте начали сгущаться темные тучи.

– Это была не она, – сказала я, в конце концов.

Кортни снова поерзала на сиденье.

– Но Карен сказала, что Оливия говорила ей: это призрак. Призрак, Эмили. Почему она сказала это, если не имела в виду Грейс?

– Я не знаю. Может, Карен ослышалась. Или же Оливия имела в виду кого-то другого из своего прошлого.

Кортни фыркнула.

– Не пойму, ты наивна или просто не хочешь признать правду.

– Зачем Грейс было присылать Оливии такие фотки?

– Почему бы нет? Мы практически угробили ее жизнь. Вдруг она жаждет мести.

– Не смеши меня.

– Разве это смешно? Грейс сделала то, что сделала… из-за нас. Из-за того, что мы сделали с ней. Честно говоря, я бы не стала винить ее за желание отомстить.

Я повернула голову вбок так быстро, что едва не свернула себе шею.

– Как ты можешь такое говорить?

Кортни приподняла бровь.

– Почему нет? Поставьте себя на ее место. Новая девочка в школе. Ей просто хотелось подружиться с популярными девчонками. А мы обращались с ней как с последним дерьмом. Как с рабыней. Разве ты не затаила бы обиду?

Я ничего не сказала. Не потому, что мне нечего было сказать, а потому, что я не хотела услышать, как соглашусь с Кортни. Конечно, если бы со мной поступили так, как мы поступили с Грейс, я бы затаила обиду. Со мной тоже не церемонились, но никогда до такой степени. Для меня это в основном было чувство бессилия. Другие девочки вечно шептались за моей спиной. Иногда они давали мне унизительные поручения, как будто я была у них на побегушках – выбросить за них мусор или принести напитки, – но до того, чтобы дать мне почувствовать себя их рабыней, ни разу не доходило.

Иногда я задавалась вопросом, насколько далеко я позволила бы им зайти. Если бы, не появись Грейс, мне было бы так же плохо, как и ей?

– А кто вообще придумал это имя? – спросила Кортни.

– Я не помню.

– Призрак, – прошептала Кортни и покачала головой. – Грейс-Призрак. Господи, какими же мы были гадинами, верно?

Не то чтобы мы с самого начала решили, что Грейс не достойна быть нашей подругой. Мы старались быть с ней вежливыми. По крайней мере, я. Но Маккензи тотчас же поняла, какой податливой была Грейс. Как легко ее можно было превратить во все, что захочет Маккензи. И Грейс, возможно, чувствуя, что у нее нет выбора, сделала то, что Маккензи, а позже и все мы, велели ей сделать.