Содзи Симада - Дом кривых стен

Я не мог принять этого решения, тяжелые мысли не оставляли меня день и ночь. Но, сам став отцом, я стал понимать его лучше. Ведь когда дочь уходит к человеку, которому отдается душой и телом, у отца где-то в глубине души возникает желание сопротивляться этому.

Мной овладела мысль, что я должен во что бы то ни стало не допустить гибели моей любимой Томико, к которой привел бы ее брак с Хирамото. Ради этого я был готов принести себя в жертву. Могу поклясться, что я собрался сделать это вовсе не для того, чтобы завоевать Томико. Мне это даже в голову не приходило.

Тогда-то я и встретился со своим старинным приятелем по фамилии Нома. Совершенно случайно. Мы дружили с детства, и я считал, что он погиб на фронте в Бирме. Мы оба обрадовались встрече, выпили как следует и долго разговаривали. Нома превратился в настоящего доходягу – худой, кожа да кости, слабый, лицо красное.

Скажу лишь о главном. Нома разыскивал одного человека, потому и появился в Токио. Этот человек был моложе его на несколько лет, но на войне командовал частью, в которой служил Нома. Он отличался необыкновенной жестокостью. Моему приятелю как-то удалось выжить, но он до сих пор не мог забыть, как командир заставлял его пить кипяток.

Таких рассказов мне довелось слышать много. Но история Номы отличалась от других тем, что его командир стал причиной гибели его друга и девушки, которую он любил. Во время войны этот тип получал удовольствие от издевательства над своими починенными. У него это вошло в привычку, стало обыденным делом, вроде поедания риса на обед. Некоторых фронтовых товарищей Номы он сделал инвалидами.

Во время войны Нома влюбился в бирманскую девушку, необычайно красивую, и решил после войны, если выживет, жениться на ней и остаться в Бирме. Но, к несчастью – а на войне они случаются часто, – по приказу командира Номы эту девушку арестовали как шпионку. Нома знал, что никакая она не шпионка, отчаянно старался защитить ее, но на все у командира был один ответ: «Все красивые бабы – шпионки». Железный аргумент, ничего не скажешь. Девушку объявили военнопленной и обращались с ней с нечеловеческой жестокостью.

В итоге военное счастье отвернулось от Японии, пришлось начать отступление. Перед этим командир приказал расстрелять всех пленных. Потом, когда Япония капитулировала, он заткнул рот своим подчиненным – оккупационные власти не должны были узнать о его приказе. Получилось так, что товарища Номы казнили за то, что он выполнил этот приказ, а отдавший его офицер остался в живых. Его ненадолго задержали и отпустили.

Ному всегда тянуло к учению, к науке; физически он был совсем не богатырь. Мой друг жил лишь одним – желанием отомстить бывшему командиру, и это его разрушало. Он начал кашлять кровью. Глядя на него, я понимал, что дни его сочтены. Нома говорил мне, что совершенно не страшится смерти, но если ему суждено умереть сейчас, он умрет с сожалением. Дело в том, что за несколько дней до нашего разговора он наконец отыскал того офицера.

Нома тайком носил при себе заряженный пистолет всего с одним патроном. Говорил, что больше патронов достать невозможно. Но когда он встретился со своим врагом лицом к лицу, сердце его даже не дрогнуло.

Как выяснилось, после демобилизации офицер потерял почти все, что имел, и превратился в беспробудного пьяницу. Держа в руке бутылку дешевого сакэ, он посмотрел Номе в глаза и сказал: «А-а, это ты? Ну давай, стреляй. Только прямо в сердце». Увидев, что Нома заколебался, добавил: «Мне терять больше нечего. Зачем держаться за жизнь? Смерть будет для меня избавлением».

Нома не смог просто так убить его. Эта смерть была бы слишком легкой на фоне страданий, испытанных Номой, девушкой, которую он любил больше всего на свете, и его другом. Когда он рассказывал об этом, по лицу его текли слезы.

Наверное, есть много подобных историй, но эта произвела на меня тяжелейшее впечатление. Я буквально кипел от возмущения и даже подумал, что должен отомстить этому мерзавцу вместо Номы. Тогда он спросил, как живется мне, и я рассказал ему обо всем, хотя понимал, что мои переживания в сравнении с тем, что пришлось пережить ему, ничего не стоят.

Нома выслушал мой рассказ, глаза его засверкали, и он сказал: «Знаешь, дай мне использовать последний патрон на этого Хирамото. Он перестанет тебе мешать, и ты сможешь жениться на своей девушке. Мне все равно недолго осталось. А если придет время, когда у моего гада появится что терять, ты убьешь его вместо меня». Это говорил мой близкий друг, который в буквальном смысле слова харкал кровью.