Валерия Андреюк - Вернуться и жить

– Доктор Ауробиндо! Доктор Ауробиндо!

Мальчик тряс меня за плечо.

Продолжая и во сне прокручивать все моменты прошедшей операции, я открыл глаза не сразу и еще несколько мгновений пытался понять, где я и что происходит.

Круглое лицо Тьехо выражало озабоченность.

– Что случилось, Тьехо? – я безуспешно силился стряхнуть остатки сна, что было неудивительно: лег я ближе к утру. – Который час?

– Уже десять, сударь! – тон мальчишки сразу все мне объяснил. Конечно, для истинного ланца дрыхнуть до десяти часов утра – непростительная и необъяснимая душевная лень, независимо от того, когда завершился предыдущий день.

– О господи, Тьехо…, – простонал я, падая обратно на подушку. – Ты же знаешь, во сколько я вчера вернулся…

– Да, сударь, – мальчик добросовестно кивнул. – Вы просили разбудить вас утром и сказали, что поедете проведать роженицу.

Да, правильно. Я не был уверен в успехе, хотя сделал, кажется, все как полагается. Поэтому и собирался поспать несколько часов и вернуться обратно. Раз за мной не прислали раньше – значит, ничего страшного не произошло. Но съездить все равно нужно. А десять часов – это, как ни крути, уже самое что ни на есть утро. Так что Тьехо все исполнил в точности, да еще и пожалел меня – по его меркам утро начинается гора-а-здо раньше.

– Поедешь со мной? – умываясь, спросил я его. Он поливал мне из кувшина и радостно кивнул в ответ:

– Да, учитель!

«Учитель»! Я мысленно усмехнулся (хотя пора бы привыкнуть!). Конечно, для Тьехо такое обращение естественно: он не слуга, а ученик доктора, и очень горд своим положением. Но мне всякий раз неловко: слишком значим и недосягаем тот, кто был и навсегда останется Наставником для меня, и к кому еще недавно я обращался точно также – «учитель»…

Молодая женщина дремала, когда мы вошли. Тьехо скромно расположился у двери с моим баулом, а я пододвинул стул к кровати и сел.

– Доброе утро, Мели. Как ты себя чувствуешь?

Она улыбнулась, увидев меня. Я видел, что ее лихорадит – и, приложив запястье к ее лбу, убедился в этом. Но жар невелик; на животе, как я и распорядился, лежал лед; шов не воспален, выделений мало – все должно обойтись.

Я еще раз осторожно прощупал живот – немного болезненный в нижней части, как и должно быть. Вчера я сделал Мели чревосечение и извлек плод. Сейчас младенец мирно посапывал рядом в колыбели. Он оказался крупный, шел ягодицами, и, промучившись накануне часов десять, я понял, что тонкая хрупкая женщина не разродится сама.

До вчерашнего вечера я делал подобные операции лишь дважды, под руководством Наставника. И вот, мысленно воззвав ко всем богам, к любым, кто меня слышал и хотел помочь, я взялся за дело сам. Тьехо приготовил отвар из трав, которым я промывал рану, мыл и подавал инструменты, держал края разреза, пока я извлекал младенца. Перед началом операции я дал родильнице настойку сонного ириса. Моему Наставнику хватило бы долгого пристального взгляда в глаза страдающего человека – и тот уснул бы крепким спокойным сном, не чувствуя боли. Но я не рискнул вводить Мели в транс. Операция предстояла достаточно серьезная, да и сам я был уже порядком измотан и не надеялся на силу мысленного внушения.

Мы с Тьехо управились быстро. К счастью, ребенок оказался здоровым, нахлебаться не успел, вопил громко. Осмотрев, я со спокойной душой передал малыша ученику, чтобы тот обмыл его и запеленал. Насосавшись слабого отвара питающих и успокаивающих ланских трав, он уснул.

Я осмотрел грудь родильницы – набухшую, с плотными буграми накопившегося молока. Ребенка пока тревожить не стоило – вряд ли он справится сам.

– Тебе пора кормить, Мели.

Она кивнула в ответ.

– Я сейчас попытаюсь сделать твою грудь мягче, чтобы малышу было легче сосать. Это немного больно, но ты потерпи, хорошо?

Я постелил полотенце, осторожно помассировал грудь по направлению к соску и начал расцеживать. Мели слабо охнула и вцепилась пальцами в одеяло.

Примерно через полчаса все вокруг было в молоке, а обе груди приобрели нормальную форму. Я обмыл кожу Мели травяным отваром, дал ей попить и отправился к родственникам – объяснять им, как ухаживать за матерью и младенцем. Тьехо внимательно слушал, насупив от старания брови; как все ланцы, он не делал записей, полностью полагаясь на память. Я оставил бутыль с настоем для Мели и обещал приехать вечером.