Виталий Каплан - Трагедия Швабской фамилии

— Ты специалист, тебе лучше знать, — согласился я.

— Двадцатилетний «Арманьяк 10»! — объяснил Фридман. Ничто так не умиротворяет душу, как бальзам, присыпанный крупицами солнца. Размывает проклятую желчь… Всё остальное — бурда!

Куда его потащило! Состарился, что ли! Я хотел возразить, намекнуть, что у меня другой распорядок, но сквозь потолок стены, и двери в уши ударил вопль. От неожиданности Ури Фридман развернулся. Жалко звякнули, расколовшись, стаканы, и мы, мешая друг другу в узком створе двери, выскочили наружу.

Кричать мог только Томер. Ещё бы! Никого, кроме него, на палубе не было. Да и не могло быть. Для него, наверное, тоже никого не существовало — я увидел, как он, вскинул руки, потрясая кулаками под фонарём, услышал, как закричал протяжно и мощно:

— Ли-и-н-да-а!

В его зове билась боль, столько боли, гнева и страсти, что они, слившись, заглушили шум моря.

— Ли-н-да! — крик вдруг оборвался, скомкался, как кровельная жесть под натиском урагана. Рассыпался, сначала взлетев до отметки «Зелёных ботинок 11», затем скатившись на дно Мёртвого моря 12. Насыщенный обертонами вопль заметался болезненным эхом, пока неожиданно не прервался всхлипом.

Я растерялся, не зная, что делать. Посмотрел на Ури, он пожал плечами. Таил что-то старый лис и выглядел так, будто происходящее его не касалось — кричит себе человек, и пусть кричит, имеет право.

Мне показалось, Томеру не справиться в одиночку.

— Линда, Линда, — причитал он, хрипя, будто впервые глотнул новомодного «Туби 13». Затих, наклонился за борт, всматриваясь, как если бы уронил в воду наследственный амулет.

— Линда… — было невыносимо слушать.

Я подобрался поближе и положил ладонь ему на плечо. Он вздрогнул, сбросил мою руку и посмотрел с болезненной растерянностью, словно забыв о цели нашей встречи:

— Нет! Оставь! Теперь мой черёд!

Я почувствовал его состояние, скорее всего, близкое к бреду. Казалось, его мысли путались, мутилось сознание. Стало ещё тоскливей, и я заторопился. Залопотал бессвязно, но не лукавя:

— Погоди… Почему — нет… Жизнь… И смерть… Кто знает — когда, как… Кто окажется первым… Попросит у Него за другого…

Томер, тяжко вздохнув, выпрямился. Сжал уголки рта, посмотрел с гримасой — мне показалось, недоверия или ожидания насмешки. Не дождался. Очнулся. Взгляд прояснился и потеплел.

— Что-то нашло… Не справился… Прости, Надав, — попросил он.

Я понимал — так и бывает. В состоянии аффекта человек готов натворить что угодно. Даже лишить себя жизни. Потом и пожалеть не сумеет. Слава Богу, обошлось, и, чтобы закрепить успех, я протянул ему пачку «Парламента».

— Суперлёгкие, — ухмыльнулся он, — бережёшь здоровье?

Мы облегчённо задымили. Я ответил, как можно осторожнее, и угадал:

— Не всегда… Есть два момента, когда не курить преступление — в кровати после хорошего секса… ну, и на лодке в полнолуние…

Он будто взвился. Черты лица преобразились, как если бы на глазах вживую подтвердилось пророчество:

— Ты не представляешь, насколько ты прав… У неё тоже оказалось… без выбора, — ответил Томер, будто возвращаясь к предыдущей теме, — у Линды… Надав… Ты когда-нибудь заходил к проститутке?

От неожиданности я поперхнулся дымом и, откашливаясь, лихорадочно соображал, что ответить незнакомому человеку на такой вопрос. Бросил наобум и снова угодил в цель:

— У нас толпы приезжих из бывшего Союза 13. Как сохранить добродетель?

Томера словно прорвало:

— Думаешь, они по своей воле несчастны? — он безнадёжно махнул рукой, — миллионы людей оказались на грани… Мы не в силах представить себе, что там творилось…

— То, что сейчас в Палестинской Автономии…

— Оставь! Этим захребетникам все тащут по горло… Даже мы… А тех всего лишили. Надав… Её звали Линда… В своей стране, позабытой Всевышним! Сорок долларов за месяц работы! Как прокормить младенца, стариков, себя и неудачника мужа? В проектном институте его не научили воровать! Влип на первой же сделке!

Она нашла объявление в газете… Работа по уходу за пожилыми… У богачей… Не сомневалась ни секунды… Израиль всё-таки… И зарплата — тысяча долларов… За год можно обеспечить семью. А если нет — ждать нечего, сходи с ума! Решилась. Посредники оплатили самолёт. Через два дня улетела в Москву. Оттуда в Каир, в Шарм-а-Шейх. Не представляла, что там открылись ворота в ад… Сутки её с другими девушками везли в фургонах без воды и пищи. Выгрузили в пустыне. Среди бедуинского стойбища. Пересчитали. Старший объявил, что им повезло, что они предназначены в публичные дома Тель-Авива! Затеялся переполох. Линда сорвалась бежать, — кадык Томера сделал трудное движение вверх-вниз.