Филипп Ванденберг - Тайна скарабея

Полуденная жара, почти невидимая дымка над раскаленными камнями, пронзительное стрекотание цикад на деревьях. Дурманящий запах экзотических растений проникал сквозь закрытые окна. Разительное отличие от Абу-Симбел, где пахло только песком и пылью.

– Должен признаться, – прервал тишину Михаил Антонов, – мы тоже просчитались с естественным оттоком воды. Он намного меньше, чем мы думали. Эксперты предполагали, что пустыня намного суше. И даже испарения мы не сумели точно подсчитать. Поэтому водохранилище достигнет запланированного уровня на три месяца раньше.

Якоби обернулся.

– Тогда можете забыть об Абу-Симбел! Это невыполнимая задача.

Министр пожал плечами. Казалось, угроза не впечатлила его.

– Каждый день турбины, подключенные к сети, будут давать нам двадцать пять миллионов киловатт. Вы знаете, что это значит для такой бедной страны, как Египет, профессор? Двадцать пять миллионов киловатт!

Услышав эти слова, Якоби потерял контроль над собой и заорал на египтянина:

– А знаете, что потеряет человечество, если Абу-Симбел затонет? Вы хотите прославиться так же, как Герострат, разрушивший храм Эфеса, седьмое чудо света, только чтобы стать известным? Я не хотел бы оказаться на вашем месте!

Камаль Махер порылся в кипе бумаг на столе. Было видно, что в нем закипает злость. Но заметно было также, что он не может достойно ответить немцу.

Якоби понял это и продолжил:

– Хорошо, если люди, радуясь паре миллионов киловатт, вспомнят вас. Но через каких-то пятьдесят лет ваше имя будут связывать только с разрушением Абу-Симбел.

Антонов вопросительно посмотрел на Махера, словно не понял его слов, и произнес извиняющимся тоном:

– Я всего лишь выполняю свой долг…

Махер глубоко вздохнул.

– Вы говорите так, будто я хочу разрушить Абу-Симбел! Это безумие какое-то. Президент Насер запланировал постройку плотины, чтобы поднять хозяйственные отрасли Египта, и храм Абу-Симбел не может стать помехой в строительстве арабского социализма.

– Этого не вправе требовать никто, – возразил Якоби. – Все, о чем я прошу, – это сохранение сроков. Я только надеюсь, что ваши расчеты по строительству плотины впредь будут точнее…

– Вы говорите несерьезно! – возразил Антонов. – Позвольте сделать вам замечание: мы спорим о временном отрезке в три месяца. По моим расчетам, в течение двух лет вполне возможно ликвидировать этот недостаток времени.

Якоби снова поправил очки и ответил:

– Да, Антонов, в обычных условиях мы смогли бы. Но когда возникают такие осложнения…

– Значит, они не должны были возникнуть! Вы обязаны были об этом позаботиться, вы несете ответственность! – И Махер ткнул в Якоби пальцем.

Директор стройки чувствовал себя не в своей тарелке, но ему пришлось сознаться:

– У нас случился прорыв, который отбросит нас как минимум на две недели назад.

– Прорыв? – взвился Камаль Махер. – Как это могло произойти?

– Как это могло произойти? – повторил профессор Якоби, поднимая руки и закатывая глаза, словно базарный фигляр. – А как могло случиться, что неправильно рассчитали испарение воды в водохранилище?

Махер молчал. Антонов тоже не произнес ни слова.

Позже – в салоне самолета, летевшего в Абу-Симбел, – Якоби не мог отвлечься от грустных мыслей. После часа полета пилот развернул голубой нос машины на запад под ними заблестела зеленая гладь водохранилища. Заходящее солнце отражалось миллионами солнечных зайчиков. И хотя Якоби был в темных очках, ему все же пришлось прищуриться от яркого света.

Он был один в салоне, но два задних кресла небольшой самолета были так завалены деревянными ящиками и мешками с почтой, что машине в Асуане потребовался намного больший разбег для взлета. Салах Курош, местный пилот которого все звали «the Eagle» [2]за неповторимые фигуры пилотажа, летал по этому маршруту с закрытыми глазами иногда по нескольку раз в день.

Он всегда выбирал один и тот же маршрут над водохранилищем, ширина которого увеличилась уже на десять двадцать километров. Но оба берега были все еще видны. Самолет летел низко, на высоте каких-то ста пятьдесят метров, и если встречалось какое-нибудь грузовое судно, т обязательно сигналил крыльями.

Садясь в кресло самолета в Асуане, Якоби принял твердо решение бросить эту работу. Его приглашали в Гамбургский университет читать лекции, а теперешнее приключение был ему малоинтересно. Но сейчас, когда самолет, казалось, летел строго на солнце, а вокруг простирались только вода, небо и пустыня, злость и разочарование рассеялись. И он категорически отверг мысль провести следующие два года в аудитории за лекторской кафедрой.