Рита Мональди - Secretum

Все еще разгоряченный и усталый от долгого стояния с факелом, я опустился на влажную зеленую траву. Цезарь Август упорно смотрел на меня взглядом просящего подаяния нищего.

– Et remitte nobis débita nostra . [30]– Попугай упорно читал «Отче наш», что проделывал всегда, когда хотел есть.

– Ты сегодня хорошо поел, а сейчас это уже будет обжорство, – коротко сообщил ему я.

– Клик-кляк, дзинь, – выдала чертова птица, удивительно точно подражая стуку ножей и вилок о тарелки и веселому звону бокалов. Это была очередная провокация.

– Ты действуешь мне на нервы, я иду спать и тебе рекомендую то же самое…

– Ты с кем тут разговариваешь, мальчик мой?

Атто Мелани нашел меня.

Мне стоило немалых усилий просветить аббата относительно странной натуры этого животного, за разговором с которым он меня застал. Тем более что Цезарь Август при появлении Атто Мелани моментально удрал в темноту и ни за что не хотел покачиваться. Понадобилось время, чтобы убедить Атто, что я не сошел с ума и не разговаривал сам с собой, а что там, в темноте, скрывается попугай, с которым можно было вести что-то вроде диалога, но в сумбурной и странной манере, которую он предпочитал. Однако Цезарь Август, который, вероятно, пялился сейчас на Атто из своего укрытия с хорошо известным мне выражением вредности и любопытства, с какими он обычно рассматривал незнакомых людей, до конца моей речи молчал как рыба.

– Может быть, оно и так, как ты говоришь, мой мальчик, но мне кажется, что это пернатое вообще не раскрывает клюва. Эй, Цезарь Август, ты здесь? Что за высокопарное имя! Кра-кра-кра! Давай, выходи! Ты правда назвал Мориджиа дураком?

Молчание.

– Эй ты, ворона несчастная, я с тобой говорю! Давай, покажись! Итак, ты не умеешь говорить?

Птице будто запечатали клюв, и мы не удостоились чести узреть ее.

– Ну, если он снизойдет до того, чтобы показать себя и продемонстрировать все эти фантастические штучки, о которых ты мне рассказал, то позови меня, я тут же прилечу! Ха-ха! – рассмеялся Атто. – Перейдем, однако, к серьезным вещам. Я хочу сообщить тебе на завтра пару вещей, до того как сон…

– Pue lia.

Атто с изумлением посмотрел на меня.

– Ты что-то сказал?

Я только показал в темноту, в направлении Цезаря Августа, потому что не решился открыто признать, что это он оскорбил Атто, назвав его позорнейшей кличкой, которая только существует для кастратов: paella на латыни означает девочка. Кроме того, у меня просто не было слов: это был первый случай, когда попугай заговорил с кем-то, кроме меня. Хотя речь шла об оскорблении, я бы сказал, что попугай удостоил Атто чести.

– С ума сойти! Я уже видел и слышал других попугаев, и все они были великолепны. Но здесь, кажется, действительно…

– …как будто говорил человек из плоти и крови, я же вам говорил. На сей раз это был голос старика. Но вы бы слышали, как он подражает женским голосами плачу детей! Не говоря уже о чихании и приступах кашля.

– Господин аббат!

В этот раз это был настоящий человеческий голос, взывавший к нашему вниманию.

– Синьор аббат, вы здесь? Я ищу вас уже полчаса!

Это был Бюва, который, с трудом переводя дыхание, спешно искал своего господина.

– Господин аббат, вы немедленно должны вернуться к себе. Ваши покои… Мне кажется, кто-то во время ужина проник к вам без вашего разрешения и… в общем, это были воры.

– Кто-нибудь еще об этом знает? – спросил Атто, стараясь открыть дверь в свои покои.

– Никто, кроме вас, я помню ваши распоряжения…

– Ладно, ладно, – кивнул Атто: он приказал Бюва в таких чрезвычайных случаях не говорить никому ни слова, не поставив прежде всего в известность его. И вскоре я понял почему.

Атто нажал на ручку. Он толкнул дверь и зашел в комнату со свечой в руках.

– Но дверь не взломана, – с удивлением заметил он.

– Нет, действительно нет, я бы сразу сказал вам об этом, если бы дали мне время. – У Бюва совсем перехватило дыхание от бега, он и вправду не мог вымолвить ни слова.

Я тоже сделал пару шагов внутрь. В свете второй, а затем и третьей свечи в комнатах стали хорошо видны следы ограбления. Все вокруг было в полнейшем беспорядке. Один стул был перевернут. Книги, газеты и разрозненные листы бумаги валялись на полу. Одежду Атто, тоже брошенную на пол и на стулья, без сомнения, обыскали. Одно из окон было открыто.

– Странно, поистине странно, – проговорил я. – В эти дни вилла Спада хорошо охраняется, однако ворам, видимо, не составляет труда пробраться в дом…