Рита Мональди - Secretum

Короче говоря, после пятнадцати лет работы акушеркой Клоридия стала считаться среди женщин чем-то вроде семейного судьи.

Распрощавшись с молочницей, я освободил себе немного места на краю большого стола, за которым слуги жадно уплетали ужин. Молча расправляясь со своей едой, я раздумывал над словами Атто: для того чтобы познать мир, нужно держать свои глаза, уши и разум настороже. Не этим ли советом пользовалась И моя Клоридия? Мне же, как видно, такое не удавалось, и я хорошо понимал: в этом пункте я не продвинулся ни на шаг вперед, С тех пор как, еще будучи невинным юношей, работал слугой на постоялом дворе «Оруженосец».

Тогда меня сковывал недостаток опыта, зато теперь мешал его избыток, заставляющий испытывать отвращение к убогой повседневной суете.

Видимо, моя жена была права, упрекая меня в том, что я – второй Simplicius, святая простота. И на самом деле, склонившись над мотыгой или по воскресеньям над своими книгами, я ничего не видел, не слышал и никогда ни о чем не спрашивал. Я остерегался m водить дружбу с соседями, так что мы едва знали друг друга. Поэтому, когда я узнавал какую-либо новость и вечером рассказывал ее Клоридии, она всегда отвечала мне: «Тебя это удивляет? Это старая сплетня! Об этом уже давно всем известно!»

Да, мир вызывал во мне чувство презрения, но также, признаюсь, и страх перед ним – тем злом, которое я познал в мире.

Однако сейчас кое-что изменилось. Внезапное появление аббата Мелани глубоко потрясло мою жизнь. Я уже сейчас знал, что Клоридия будет смеяться надо мной, когда я скажу, что снова поддался на уговоры Атто, однако разве это могло что-нибудь изменить? Я очень любил ее, даже когда она строила из себя всезнайку и со смехом отчитывала меня, как школьника. Сейчас же, когда она своими глазами увидит тысячу двести скудо, которые нам принесли мои мемуары, ей не будет смешно…

Да, кое-что изменилось: даже если я все еще чувствовал себя карликом – как телом, так и душой – и таким мне суждено было и остаться, вероятно, пришла пора извлечь на свет Божий и использовать те немногие таланты, которыми одарила меня судьба. Ведь с Атто всегда знаешь, где начнешь, но не знаешь, чем это окончится. Но, с другой стороны, обнаруженный мною фрагмент покрывала Богоматери доказывал, что с возрастом у аббата Мелани значительно усилился страх перед Богом.

Чем я на самом деле был обязан Атто? Я обязан ему не только разочарованием, породившим недоверие к нему, но и тем хорошим, что появилось в моей бедной жизни, а именно Клоридией. По правде говоря, если бы семнадцать лет назад аббат не появился, чтобы внести смуту в мою жизнь и в жизнь гостей постоялого двора «Оруженосец», я бы не встретил свою обожаемую супругу и она так и осталась бы навсегда пленницей постыдного ремесла, которым занималась, когда мы познакомились.

Кроме того, я никогда не познал бы науку о человеческой мысли и не узнал бы законов этого мира, через призму которых с тех пор я взираю на этот самый мир. Горькая наука, которая тем не менее выковала мужчину из того заикающегося от страха мальчика на побегушках, каким я был.

Закончив ужинать, я оставил свои размышления и встал из-за стола, чтобы обдумать последнюю новость. Судя по тому, что рассказала мне молочница, аббат Мелани был прав. На верхних этажах папского дворца на Монте Кавалло происходило нечто важное.

Я едва успел любезно попрощаться с главным поваром и выйти из кухни, как чей-то голос призвал меня к моим обязанностям:

– Господин главный птичник!

Человек, который звал меня, наградив титулом, собственно говоря, мне не полагавшимся, был как раз тот, кого я искал: дворецкий дон Паскатио Мелькиори.

Для дона Паскатио не было ничего важнее на свете, чем оказать почтение особым правам тех людей, чьей работой он руководил, причем делал он это с бесконечной помпезностью и огромным воодушевлением. И поскольку первое, к чему, по его мнению, надлежало относиться с почтением, была должность, то всех своих подчиненных он щедро одаривал титулами, достойными славного дома Спады, которому мы все служили верно и преданно. Так и получилось, что я, чаще других поставлявший в вольеры пищу и воду, удостоился звания главного птичника. Крестьянин, живший неподалеку и периодически занимавшийся обрезкой веток, копкой и удобрением грядок, именовался не Джузеппе, как его звали на самом деле, а «главным подрезчиком ветвей». Виноградарь Лоренцо, который продавал вилле Спада мускатный виноград и белое вино, имел Титул «господин главный винодел». Со временем дон Паскатио присвоил подобные звания всем слугам виллы Спада, даже таким скромным, как я. Когда дворецкий делал обход поместья, только и слышно было, как в воздухе витают самые высокопарные обращения: «Добрый день, господин главный конюх!», «Добрый вечер, господин заместитель главного поставщика продуктов!», «Господин помощник раздельщика, извольте показать мне обеденный стол!» – хотя он имел в виду всего лишь помощника конюха, торговца, поставлявшего продукты на кухню, и мальчика, помогавшего повару, причем обращался к собеседнику в третьем лице. И это он делал не только из чистой любви к изящной словесности, |но и из огромного уважения к службе у своего хозяина. Несомненно, если бы его попросили отрезать себе палец, то он сначала поразмышлял бы некоторое время над этой просьбой, прежде чем ответить отказом. Зато никто не мог потребовать от него не считать службу у достойной и благородной семьи Спады наградой и удовольствием, поэтому служил он верно и надежно.