Рита Мональди - Secretum

– Именно потому существует эта народная мелодия, – продолжил скрипач громким голосом, чтобы его лучше было слышно не переставая при этом широко улыбаться и водить смычком по струнам. – Безумие воодушевляет души и превращает tristitia saekuli в coleste gaudium, как это мудро отметил Хильдегард фон Бинген: мировую скорбь – в божественную радость.

Прошло два года, с тех пор как я услышал эту мелодию. Звучные арпеджо подхватывали его слова, управляли его телом в подобии величавого танца.

Несколько минут Альбикастро молча играл, и я решил оставить его. Я спустился в сад и немного прогулялся, но вскоре мои мысли понеслись галопом, подчиняясь быстрому ритму мелодии. Во вспышках музыки в моем сознании возникали тысячи лиц, связанных с прошлыми событиями. Они подмигивали мне, чтобы я ловил их, а затем это кружение лиц в памяти прекращалось и я уже думал: «Ну вот и все», – но они опять начинали свой танец. Они разрушили мою хрупкую уверенность и предлагали новые пути познания.

Кроме моего мира, существовала тысяча миров музыки, но во мне, в моих мыслях, мир был разделен надвое. В одном из этих двух миров Атто и Мария были жалкими шпионами на службе у короля Франции, которые, чтобы обмануть всех, сфальсифицировали свои любовные письма. В другом мире аббат Мелани был верным и галантным посредником между мадам коннетабль и «королем-солнце», даже в политике доказывавшими друг другу свою любовь, пользуясь, как и сорок лет назад, псевдонимами Сильвио и Доринда. Но который из этих двух миров был истинным, а какой иллюзорным? Видел ли я лишь маски или мужчин и женщин из плоти и крови?

Музыка пронизывала все вокруг меня, заостряя разум. Что Атто сказал мне в день перед своим отъездом? «Если разлука короля Франции и Марии Манчини принесет Бурбонам испанский трон, то эта разлука была не напрасной».

И тут я понял. Эти два мира – мир шпионов и мир любящих людей – не исключали друг друга. Они существовали рядом и дополняли один другой.

Марию и Людовика XIV разлучили ради Испании, и спустя сорок лет они по-прежнему в переписке говорили об этом. Их страсть оказалась на втором месте после интересов государства, но была неразрывно с ней связана. Мария была шпионкой Людовика, но она делала это из любви к нему. Они переписывались, используя тайный язык из книги «Верный пастух», которую когда-то так любили, а Атто был их посредником, как давным-давно.

Если бы Мария не любила Людовика, она не исполняла бы его приказов. Это проявлялось в ее письмах. «Я понимаю Вашу точку зрения… но я еще раз говорю: это бессмысленно». Она никогда не согласилась бы везти фальшивую подпись Карла II в Мадрид. Мария была убеждена: эта махинация тщетна и сыграет против ее организатора.

Как Крез, царь Лидии, хотел доказать Солону, что он самый счастливый среди смертных, так и «король-солнце» этим фальшивым документом, который должен был принести ему корону Испании, желал доказать мадам коннетабль, что он самый могущественный из всех королей, а значит, счастливейший из живущих на свете. Атто сообщил об этом Марии: «То, что Вы получите, когда мы снова увидимся. изменит Вашу точку зрения. Вызнаете, насколько для него важны Ваше мнение и Ваша поддержка».

Но точно так же, как и Солон, Мария лишь отрицательно покачала головой. Она выразилась достаточно определенно, написав: «То, что сегодня кажется добром, завтра может превратиться во зло».

Мария не верила, что фальшивое завещание сделает «короля – солнце» счастливым человеком, даже если оно удовлетворит его жажду к власти. И все же во имя их старой любви она подчинилась его воле: «Я приеду. Я повинуюсь желанию Лидио. Мы снова увидимся на вилле Спада. Я Вам это обещаю». Людовик ожидал от нее двойной покорности – и в любви, и в политике.

«Так значит, аббат должен был передать ей вовсе не любовное послание, а этот лист со словами Yo el Re у, который был призван изменить течение мировой истории», – подумал я, горько улыбнувшись.

И все же Атто доверил эту миссию мне, скромному крестьянину и слуге в доме Спады, а не передал письмо Марии сам. Но почему? Чтобы не марать рук и передать фальшивую подпись, пылавшую огнем тысячи пожарищ, через посредника, который ни о чем не подозревал. Так я думал два года назад, движимый собственной яростью. Однако аббат проводил меня до ворот монастыря, а это было очень неосмотрительно для человека, который все продумывал наперед.

Нет, этот закон двух сосуществующих миров – чувств и грязной политики – распространялся и на Атто.