Рита Мональди - Secretum

Он объяснил, что является одним из сбиров, нанятых кардиналом Фабрицио на время проведения праздника.

В этот момент к нам подошел переплетчик, очевидно торопившийся сказать что-то важное.

– Ваше превосходительство, я нашел оружие, которым вас ранили, – сообщил он, протягивая аббату маленький острый кинжал с прямоугольной рукояткой.

Однако Сфасчиамонти первым схватил это оружие и спрятал его в карман.

– Минутку, подождите. Это ведь нож, с которым на меня напали, – запротестовал аббат Мелани.

– Вот именно. Это орудие преступления, которое надо будет предъявить губернатору и капитану полицейской стражи. Я здесь для того, чтобы обеспечить безопасность на вилле, и я всего лишь выполняю свой долг.

– Сбир, ты видел, что со мной произошло. Слава Богу, нож этого несчастного полоснул меня по руке, а не по спине. Если твои коллеги задержат его, я хочу, чтобы мошенник поплатился за это.

– Я вам это обещаю, клянусь тысячу раз патронташем Валленштейна! – прорычал Сфасчиамонти, вызвав боязливый шепот среди присутствующих.

Рана была серьезной, из нее продолжала течь кровь. Две служанки бегом принесли еще бинтов и перевязывали руку, чтобы остановить кровотечение. При этом я мог с удивлением наблюдать, с каким стоическим спокойствием аббат Мелани переносил боль; я и не подозревал у него это качество. К тому же он еще какое-то время стоял, договариваясь о чем-то с переплетчиком, который уже собрал все листки бумаги в одну стопку. Они быстро договорились о цене и условились встретиться на следующий день.

Мы направились к дому, куда Атто хотел вызвать лекаря, чтобы тот обследовал опасную резаную рану.

– Сейчас рука болит не очень, будем надеяться, что состояние не ухудшится. Лучше бы я никогда не договаривался встретиться с переплетчиком у главных ворот! Но для меня слишком важна моя книжечка.

– Ах да, а что, собственно, вы отдали ему переплетать?

– Так, ничего особенного, – ответил аббат, поджав губы.

Мы дошли до дома, не обменявшись больше ни словом. Я был удивлен показной беспечностью, с какой аббат Мелани ответил, а точнее, не ответил на мой вопрос. Мои тысяча двести скудо обязывали меня в ближайшие дни во всем разделять судьбу аббата, чтобы я мог написать отчет о его пребывании на вилле Спада. И до сих пор я точно не знал, что меня ожидает.

Я попросил у аббата разрешения отлучиться под тем предлогом, что за это время у меня накопилось много важных дел. На самом деле у меня не было много работы в этот день: я не входил в состав постоянного домашнего персонала поместья, да и приготовления к началу праздника уже почти закончились. Мне просто хотелось побыть одному, чтобы обдумать последние события. Но аббат попросил меня составить ему компанию до прихода хирурга.

– Затяни бинты на руке покрепче: с бандажом, который наложили эти служанки, я истеку кровью, – с некоторым нетерпением попросил он меня.

Я оказал ему эту услугу и усилил повязку, добавив еще бинтов, которые нам принес заботливый камердинер.

– Это французская книжка, синьор Атто? – наконец-то осмелился уточнить я, намекая на его короткое замечание.

– И да, и нет, – односложно ответил он.

– Должно быть, она написана во Франции, но напечатана в Амстердаме, как это часто бывает, – предположил я, надеясь вытянуть из него какие-нибудь подробности.

– Да нет, – устало вздохнув, обронил Атто, – по правде говоря, это не совсем настоящая книга.

– Тогда это чья-то анонимная рукопись, – ухватился я за эту нить, с трудом скрывая возрастающее любопытство.

Мой вопрос был прерван появлением врача. Пока он занимался раненой рукой Атто и отдавал приказания камердинеру, у меня было время на размышления.

Без сомнения, не было ничего случайного в том, что Атто Мелани снова объявился после семнадцати лет молчания и попросил меня быть, так сказать, его летописцем, в том, что он попросил меня написать его биографию. Еще меньше случайности было в том, что он входил в число гостей, приглашенных на свадьбу племянника кардинала Фабрицио Спады. Кардинал был государственным секретарем Папы Иннокентия XII, родившимся в Неаполитанском королевстве, то есть был приверженцем Испании. Папа Иннокентий умирал, и весь Рим уже несколько месяцев готовился к конклаву. Мелани был французским агентом, образно говоря – волком в овечьей шкуре.

Я хорошо знал аббата, и мне не надо было долго размышлять, чтобы понять его намерения. Тут достаточно было следовать маленькому простому правилу – постоянно предполагать худшее, тогда ошибки не будет. Узнав из моих мемуаров, что я состою на службе у секретаря кардинала, Атто, как я полагал, специально сделал все возможное, чтобы его пригласили на семейный праздник Спады, использовав старое знакомство с кардиналом, о котором он мне рассказывал. А сейчас аббат рассчитывал использовать меня, очень довольный счастливой случайностью, переместившей меня туда, где я был ему нужнее всего. Может быть, аббат хотел от меня чего-то иного, а не просто исполнения роли летописца его великих деяний в преддверии конклава. Что было у него на уме в этот раз? Угадать было довольно сложно. Одно мне было совершенно ясно: в меру своих скромных сил я должен воспрепятствовать тому, чтобы происки аббата Мелани могли причинить вред кардиналу Спаде – моему господину. И с этой точки зрения, в том, что Атто дал мне задание, была хорошая сторона: я мог контролировать его.