Рита Мональди - Secretum

Лакей был слишком далеко, чтобы мы могли догнать его. Так и пришлось нам наблюдать через стекло (я – с левой стороны, Атто – с правой) передачу записки. К сожалению, окружение кардинала закрывало его от нас в тот самый момент, когда он получил записку и прочитал ее. Вскоре после этого мы добрались до балкона, запыхавшись от спешки, но стараясь, чтобы этого никто не заметил. Однако в следующий момент все гости на балконе обернулись ко мне – на их лицах читалось веселое недоумение. Косые лучи солнца безжалостно слепили меня, так что мне не удалось разглядеть, кто именно смотрел на меня.

Я повернулся к Атто. Он тоже глядел на меня немного удивленно, но это длилось мгновение, ибо как раз в эту секунду Албани снова сложил записку, что тут же отвлекло от меня внимание Атто. Другие же продолжали разглядывать меня, подняв брови, и, казалось, никак не могли оторвать от меня взгляд. Кто-то даже со смехом толкнул соседа в бок. Я покраснел от стыда. Я не осмелился спросить, что же такого они нашли во мне: я стоял сейчас так близко от Албани, что не хотел менять своего места.

– Прелестно, – услышал я голос Албани недалеко от меня. – У кардинала Спады действительно хороший вкус.

Затем он поставил чашку шоколада на перила балкона, держа в руке записку. На бумагу капнуло немного шоколада, и кардинал испуганно отдернул свою нежную руку. Записка выпала и опустилась на перила рядом с чашкой. В то же мгновение я почувствовал над головой знакомый шелест, который сопровождался своего рода поглаживанием моей макушки. Затем между мной и солнцем промелькнула быстрая тень. Существо махало крыльями подобно живому вихрю, ловко повернуло и опустилось на каменные перила у чашки Албани, наполненной шоколадом. Я не смог сдержать восклицания:

– Цезарь Август!

Последовавшие за тем события стали самими неожиданными и странными за все время моего пребывания на вилле Спада.

Жаль, но в этот раз кардинал Албани, его друзья и остальные гости на балконе любовались не мною, а роскошным оперением попугая Цезаря Августа, который сидел над моей головой на выступе стены.

Как я уже упоминал, у попугая было почти болезненное пристрастие к шоколаду. Иногда мне получалось достать для него немного этого лакомства в кухне. Но сегодня впервые дурманящим ароматом была наполнена вся вилла, и не случайно птица именно в этот день, поборов скромность, явилась на праздник в надежде получить глоток шоколада.

В тот момент, когда Албани оставил свою чашку без присмотра, попугаю пришла в голову остроумная мысль, которая вполне соответствовала его коварному нраву – украсть шоколад.

Не успев сесть на перила, он обмакнул клюв в чашку кардинала. Албани с гостями несколько смущенно улыбнулись.

– Забавно, э… правда, весело, – произнес кто-то, и тут же Цезарь Август, вызвав удивленные взгляды всех, кто столпился на балконе, сжал бумагу в своих когтях.

Албани протянул руку и попытался схватить записку, которая, казалось, была так близко. Но Цезарь Август злобно клюнул его в руку. Кардинал отдернул руку, вскрикнув тихо, но тоже зло. Другие гости невольно сделали шаг назад.

– Ваше высокопреосвященство, позвольте помочь вам, – сказал я и начал пробираться к попугаю, втайне надеясь, что Цезарь Август не станет клевать своего старого друга. Я осторожно забрал у него записку. Однако тут же возникла ужасная свалка. Меня столкнули на пол – нет, кто-то просто упал на меня. По крикам, которые я услышал, мне стало понятно, что на полу нас по крайней мере трое. Кто-то вырвал у меня записку, и чей-то локоть больно врезался мне в ребра.

– О ваше высокопреосвященство, простите меня, простите меня, пожалуйста, я споткнулся, – услышал я голос Бюва, который трудно спутать с каким-то другим.

– Идиот! Я тебе сейчас покажу! – ответил другой голос.

– Держите этого сумасшедшего! – крикнул кто-то третий.

Я моментально понял план Атто: создать суматоху, возможно, даже затеять драку, толкнув долговязого Бюва, а затем, воспользовавшись переполохом, завладеть запиской.

– О нет, проклятие! – услышал я, как чертыхнулся Мелани.

Я проскользнул между ног какого-то незнакомца и быстренько поднялся.

Почти все уже были на ногах, включая Бюва, который приводил в порядок свою одежду под сердитыми взглядами ошеломленных мужчин. Цезарь Август все так же сидел здесь, на перилах балкона, но с одним существенным различием: теперь он держал записку в клюве, которую на лету вырвал из рук Атто. Мелани умоляюще смотрел на попугая, но не мог набраться смелости потребовать записку назад. Албани тоже озадаченно глядел на птицу и свою записку.