Франк Тилье - Медовый траур

Я приложил палец к губам, показывая им, что надо молчать. И в это самое мгновение они заорали.

У меня не оставалось выбора! Я рванулся вперед, поскользнулся в луже, еле удержался на ногах, закричал:

– Ни с места! Руки вверх! Руки вверх!

Он вздрогнул, но не обернулся. Братья продолжали отчаянно вопить. Я держал палец на спусковом крючке, целясь в шуршащий капюшон. Три метра, два… Теперь под ногами листки бумаги. Черно-белые рисунки. Женщины, скелеты, грозовое небо.

– Повернись ко мне! Медленно!

Он не послушался. Его тяжелая рука сжимала уголь большим и указательным пальцем. Я остановился рядом и ткнул его в затылок пистолетом:

– Ты повернешься или как?

И тогда тело повалилось набок. Из всех отверстий бледными ростками пробились черви. Через ноздри, уши, глазные яблоки. Труп… Я угрожал оружием трупу! Но в таком случае…

Щелчок у меня за спиной. Холодное прикосновение дула к виску.

– Забавно, правда? Полумрак, несколько червячков – и кажется, будто тело шевелится. Человеческие чувства так несовершенны…

Голос… не имеющий ничего общего с голосом Рея Чарльза. Куда менее мужественный, почти детский.

Я поднял голову и сразу же покачнулся от удара по затылку, а мой пистолет упал на пол и поехал вниз.

– Так, стало быть, это ты – Достойный ?

Держа на прицеле, он заставил меня повернуться и посмотреть на него. Ярко раскрашенная маска африканского колдуна, под ней – голое тело с выступающими, вздутыми мышцами. Рост, ширина плеч, толщина ляжек… Сложен как я. В точности.

– Должен признать, ты неплохо справился, – продолжал он. – Особенно на барже… Я и в самом деле хотел привести тебя туда, к сцене «Всемирного потопа», чтобы ты увидел место, где я прожил несколько недель, но… ты оказался проворнее, чем предполагалось, и я не успел доработать последние детали и немного прибрать. – Он поиграл грудными мышцами. – Sanctus Toxici … Я думаю, именно таким путем ты и добрался до меня… Как тебе удалось?

Я приподнялся на локтях, морщась от боли в затылке:

– Но… кто ты такой? Какое отношение имеешь к Венсану Круку? Зачем тебе было нас… обманывать?

Он сунул руку под маску и на что-то там нажал.

– Никого я не дурил! – Теперь его голос и в самом деле стал голосом Рея Чарльза… Венсана Крука… – Я всего лишь прошел тем путем, на который он так и не осмелился ступить. Я действовал так, как должен был действовать он, не допуская никаких отклонений, учитывая все его недостатки и все достоинства. Вплоть до масок… Маски… Думаю, ты и куча твоих аналитиков сделали из этого вывод, что у Венсана была какая-то проблема с лицом, верно? До чего же вы тупые! – Он явно гордился собой, так и сочился гордостью. – Вижу, ты задумался, пытаешься сообразить… Вопросами задаешься, да? Говоришь себе, что я – жалкое создание, что меня жестоко избивал отец-алкоголик? Воображаешь, будто подростком я мучил животных или впадал в экстаз при виде пожара? Что я дрочил под одеялом?

– Отчасти да. Как бы то ни было, ты сильно не в порядке.

Он усмехнулся:

– У меня было очень счастливое детство, я каждое воскресенье хожу к мессе, я один из лучших в своем выпуске и мог бы закончить свою диссертацию о плазмодии на два года раньше срока! Ты ведь теперь хорошо знаком с плазмодием, да? Ха! Ха! Ха! Только я не стану ее заканчивать, эту диссертацию… У меня теперь совершенно другие планы… Куда более… простые… – Он ввернул дуло мне в висок. – Мать меня баловала, отец хотел бы меня полюбить, но так и не смог – из-за всякой мерзости у него в голове. Куча всяких кошмаров, приступы тоски и страха, уход в себя… Помню, когда он был помоложе, дома часто надевал клоунскую маску с широкой улыбкой, но… но только для того, чтобы скрыть отчаяние… Чтобы мы не почувствовали, как ему плохо, чтобы спрятать глаза, налитые слезами. Ты и представить себе не можешь, как я им восхищаюсь!

Сын… Это сын Венсана Крука! Сколько ему лет? Двадцать два, двадцать три года?

Он еще сильнее надавил на пистолет.

– Что, офигел от всего этого, а? Мой отец покончил с собой четыре года назад. Я до сих пор не забыл, каким он вернулся тогда от этого гипнотизера Мальборна… На нем была белая маска Пьеро, невероятно печальная маска, которой он уже не снимал до самой смерти. В тот вечер он нам все рассказал. О своем детстве, к которому я тебя приобщил… О красоте матери, ее безумии, ее отвращении к мужчинам. О жестокости и о насмешках. Он объяснил нам каждый свой рисунок – из тех, что валяются здесь, у тебя под ногами, и тех, что я намеренно оставил на барже… Я хотел, чтобы ты узнал моего отца, чтобы ты постепенно его узнавал и понял в результате, какие муки ему пришлось вытерпеть. Чтобы ты понял, за что наказаны эти люди. Они это заслужили, все до одного! Они глубоко прочувствуют смысл слова «страдание».