Коэти Зан - Список запретных дел

Кристин была в восторге от Джека, оставалась после занятий с вопросами, трудилась над проектами, встречалась с ним в рабочее время. По ночам она готовилась, пытаясь восстановить свои записи, сделать их достойными его феноменальных захватывающих лекций.

Джек, в свою очередь, сразу же заметил Кристин, сидящую в первом ряду, и хотя она старалась скрывать свои светские манеры, наверняка что-то выделяло ее среди сокурсниц. Нечто, указывающее на хорошее происхождение и прекрасное воспитание, на то, что всю жизнь ее холили и лелеяли. Нечто, что он хотел разрушить.

Интуиция не подвела Джека, а возможно, он заметил, что Кристин слишком старается и смущается в его присутствии. Наверняка он ощутил и ее уязвимость, какую не встретишь даже у первокурсницы. Может быть, видел, что она не похожа на остальных, что пытается найти в этом мире место, отличное от ее прежней жизни. И у него имелось прекрасное решение.

В середине семестра он предложил ей завидную должность своей научной ассистентки. Кристин была вне себя от счастья. Она не только будет работать со своим обожаемым профессором, но и сможет получать плату за работу, а значит, перестанет заимствовать средства из доверительного фонда. Впервые в жизни она обретет финансовую независимость! Для нее это было важным шагом, и она торжественно обналичила первый чек, радуясь, что добилась этого сама. Ей с трудом верилось, что все происходит на самом деле.

Однако очень скоро Джек решил, что время Кристин пришло.

Воспоминания о том, как она превратилась из научной ассистентки в пленницу, были слишком болезненными, и Кристин не посвящала нас в подробности. Но в подвал она попала уже до начала экзаменов первого семестра. Мы гадали, стала ли она первой жертвой Джека, — может, когда появилась Кристин, он уже несколько месяцев искал подходящую цель, — или же всего-навсего пришло время поймать в свою ловушку очередные жертвы.

В конце концов она очутилась прикованной к стене в подвале. Первые сто тридцать семь дней она провела в одиночестве, в кромешной темноте, наверняка сокрушаясь, что не пошла в Йельский университет.

В этом заключались пытки — Джек наблюдал, как Кристин мучила себя, осознавая собственный провал. Ведь в итоге она не смогла построить самостоятельную жизнь, существовать без защитного кокона семейного богатства. Стоило ей покинуть изысканные круги Верхнего Ист-Сайда, как ей тотчас же указали на слабость и уязвимость, и теперь она заплатит высокую цену за свое дерзкое решение.

Следующие пять лет она провела внизу, в заключении, предаваясь размышлениям, воспоминаниям, сожалениям.

Наверное, для психики Кристин это оказалось чересчур, и мы с Трейси день за днем наблюдали разрушение ее личности. Понемногу темнота стала овладевать ею, а мы ничего не могли поделать, даже если бы захотели. В последние три года она совершенно сломалась, буквально разваливаясь на глазах.

Сначала ее речь стала бессвязной, а затем, что было даже опаснее, Кристин перестала за собой ухаживать и вскоре превратилась в растрепанную грязнулю: чумазое лицо, всклокоченные волосы, отвратительный запах. Джеку это совершенно не понравилось.

Иногда Кристин пугала нас не меньше, чем наш мучитель. Ссутулившись, она бормотала в темноту что-то бессвязное. Съеживалась на своем матрасе, обхватив колени и, зажмурив глаза, раскачивалась взад-вперед и что-то шептала.

Я даже не пыталась разобрать ее речь. Не хотела ничего знать.

По правде говоря, мы испытывали облегчение оттого, что она так много спит, ведь когда Кристин бодрствовала, нам приходилось за ней приглядывать. Конечно же, это утомляло. Трудно было предсказать, когда нагрянет очередной приступ отчаянных рыданий или еще чего похуже. Иногда мне казалось, что даже Трейси, ее прежняя защитница, немного побаивалась непредвиденных поступков своей подопечной. Ближе к концу заключения мы все дальше отгораживались от Кристин, насколько это позволяла наша замкнутая обитель.

Спросите меня о ней тогда, я бы точно сказала, что из нас троих Кристин имеет наименьшие шансы когда-нибудь оправиться. Что именно ее психика пострадала больше всего. Я бы предположила, что она навсегда останется заложницей этого горького опыта и не сможет, если мы вдруг спасемся, вернуться хоть к какой-то нормальной жизни.

Еще никогда я не ошибалась так сильно.

Епископальная школа размещалась во внушительного вида особняке, который содержался в безупречном порядке. Когда мы с Трейси подъехали к входу, из дверей хлынул поток прелестных, очень хорошо одетых деток в сопровождении нянь и тощих молоденьких мамаш. За пределами школы их ждали ряды черных лимузинов.