Жан-Люк Банналек: Курортное убийство

– Знаю, знаю.

– Надо идти, заглянуть в расположенную поблизости табачную лавку.

– На прошлой неделе ларчик раскрылся к утру в пятницу.

– Да, я знаю.

Дюпен совершенно не выспался – как, впрочем, все последние недели – и тщетно пытался сосредоточиться на газете. В июне в северной части департамента Финистер было всего жалких 62 процента солнечных часов, тогда как в среднем их должно быть не меньше 145. В южном Финистере солнечных часов было немного больше – 70 процентов, а в расположенном рядом Морбиане – всего-то в паре километров – целых 82 процента. Это была передовая статья в газете «Запад Франции» («Уэст-Франс»). Такая экзотическая погодная статистика была коньком газеты – да, собственно, всех бретонских газет и всех бретонцев. «Уже несколько десятилетий – такова была драматическая квинтэссенция – не было у нас такого холодного и пасмурного июня». Статья заканчивалась так, как она и должна была закончиться: «Вот так: в Бретани хорошая погода – целых пять раз в день». Такая вот патриотическая мантра. Но только бретонцы имеют право ругать свою погоду или смеяться над ней. Если это делали чужаки, то местные патриоты считали такое поведение верхом невежливости. Впрочем, как заметил Дюпен за почти три года жизни в Конкарно, это касалось всего бретонского.

Мобильный телефон зазвонил так неожиданно, что заставил Дюпена вздрогнуть. Как он ненавидел эти звонки. На дисплее высветился номер Кадега, одного из двух инспекторов. Настроение у Дюпена сразу испортилось. Пусть звонит. Зачем брать трубку, если они через полчаса увидятся в комиссариате? Дюпен находил Кадега малодушным, невыносимо старательным, до тошноты самоотверженным коренастым коротышкой с круглым детским личиком и оттопыренными ушами. К тому же Кадег, которому было немного за тридцать, был наполовину лысым, и эта лысина, по мнению Дюпена, совсем его не красила, хотя сам Кадег считал себя неотразимым красавцем. Его прикрепили к Дюпену с самого начала, и с тех пор комиссар не мог придумать, как ему избавиться от настырного инспектора. Но все попытки увильнуть от разговора оказались тщетными.

Телефон зазвонил еще и еще раз. Дюпен встревожился.

– Да?

– Господин комиссар, это вы?

– Кого еще вы рассчитывали услышать по моему телефону? – недовольно рявкнул Дюпен.

– Только что звонил префект Локмарьякер. Вам придется его представлять сегодня вечером в комитете дружбы с канадским городом Стейтен-Стаудом.

От вкрадчивой интонации сладкого голоса Кадега Дюпена передернуло.

– Как вам известно, – продолжал Кадег, – префект Локмарьякер является почетным председателем нашего комитета. Сегодня вечером официальная делегация, которая уже неделю находится во Франции, примет участие в выставке бретонских товаров на пляже в Трегенке. Префект по служебным делам должен сегодня быть в Бресте и просит вас от его имени поприветствовать делегацию и ее главу, доктора де ла Круа. Трегенк – это наша территория.

– Что?

Дюпен не имел ни малейшего представления, о чем говорил Кадег.

– Стейтен-Стауд – это побратим Конкарно, находится недалеко от Монреаля. У нашего префекта там дальние родственники, которые…

– Сейчас без четверти восемь, Кадег. Я завтракаю.

– Для префекта это очень важно, и он позвонил исключительно поэтому. Он просил меня незамедлительно проинформировать вас.

– Проинформировать?

Дюпен отключился. У него не было ни малейшего желания заниматься этим делом. Слава Богу, что он слишком устал для того, чтобы по-настоящему разозлиться. Дюпен не выносил этого Локмарьякера, не говоря уже о том, что он до сих пор точно не знал, как правильно произнести эту фамилию. Впрочем, это касалось не только префекта, но и многих бретонцев, и, учитывая профессию Дюпена, которому приходилось много общаться с людьми, их имена часто ставили его в неловкое положение.

Дюпен снова развернул газету. «Уэст-Франс» и «Телеграмм» – это были две самые большие местные газеты, отдававшие время от времени дань трепетной гордости бретонцев. После одной страницы краткого обзора международных и французских новостей следовали тридцать страниц региональных и местных, подчас очень местных, сообщений. Комиссару Дюпену нравились обе эти газеты. После своего перевода он поначалу почти против воли приступил к основательному изучению бретонской души. Помимо встреч с людьми, больше всего комиссар узнавал об этой душе из неприметных, казалось бы, мелких газетных сообщений. Эти истории повествовали о жизни на Краю Земли, на «finis terrae» – как называли римляне этот изрезанный заливами и бухтами полуостров, выдававшийся в бушующую Атлантику, и как до сих пор называется этот департамент Франции.