Ю Несбё - Сын

– Возможно, камуфляж предназначен не для нас, – сказала Кари, зевая.

Она закрыла рот, когда заметила, что Симон смотрит на нее расширенными глазами.

– Ну конечно. Ты права.

– Да?

Симон вскочил и снова сел. Ударил по столу ладонью:

– Он боится не того, что полиция встревожится и обнаружит его. Он боится кого-то другого.

– Потому что думает, что эти другие могут его поймать?

– Да. Или, возможно, он боится, что они насторожатся. Но в то же время… – Симон взялся рукой за подбородок и беззвучно выругался.

– В то же время что?

– Все немного сложнее. Он не пытается скрыться полностью. Убивая Калле таким способом, он, по-видимому, передает послание.

Симон раздраженно откинулся назад, так что спинка стула закачалась. Они сидели и молчали, а темнота вокруг них незаметно сгущалась. Симон первым нарушил тишину:

– Я думал о том, что Калле лишили жизни так же, как он, будучи наркоторговцем, убивал других. Отказ дыхания вследствие передозировки. Как будто убийца – ангел мести. Это не наводит тебя на какие-нибудь мысли?

Кари покачала головой:

– Только на те, что Агнете Иверсен вряд ли убили, следуя тому же принципу. Насколько мне известно, она никого не застрелила в грудь из пистолета.

Симон поднялся, подошел к окну и уставился на освещенную улицу. По асфальту прошуршали колеса двух скейтбордов. Проехали двое мальчишек, оба в куртках с капюшонами.

– Ой, вот что я забыла, – сказала Кари. – На самом деле я нашла другую связь. Между Пером Волланом и Калле Фаррисеном.

– Вот как?

– Да. Я поговорила с одним из информаторов наркоотдела. Ему показалось странным, что два человека, прекрасно знавшие друг друга, умерли один за другим.

– Воллан знал Фаррисена?

– Причем хорошо. Слишком хорошо, по мнению моего информатора. И еще кое-что.

– Да?

– Я проверила досье Калле. Его привлекали в качестве свидетеля по одному делу об убийстве несколько лет назад, даже в КПЗ сажали. Жертву звали Джейн Доу.

– Не опознана?

– Нам известно только, что она была молодой азиатской девушкой. Экспертиза зубов показала, что ей шестнадцать лет. Один свидетель видел, как на заднем дворе какой-то мужчина делал ей укол, а на опознании указал на Калле.

– Да что ты?

– Да. Но Калле отпустили, потому что другой человек сознался.

– Как ему повезло.

– Да. И кстати, сознался тот самый парень, что сбежал из Гостюрьмы.

Кари посмотрела на неподвижную спину Симона. Ей было любопытно, слышал ли он, что она сказала, и она уже собиралась повторить все сначала, когда от окна раздался его грубоватый, спокойный старческий голос:

– Кари…

– Да?

– Я хочу, чтобы ты покопалась в жизни Агнете Иверсен. Не происходило ли в ее окружении чего-нибудь похожего на пистолетный выстрел. Чего угодно, ты понимаешь?

– Ну да. О чем вы сейчас думаете?

– Я думаю, – спокойствие исчезло из старческого голоса, – что если… если … то…

– То?

– То все только начинается.

Маркус выключил свет в комнате. Какое удивительное ощущение – видеть другого человека и знать, что он тебя не видит. И все же его бросало в дрожь всякий раз, когда Сын подходил к окну и смотрел прямо в его бинокль. Как будто знал, что за ним кто-то наблюдает. Сейчас он находился в спальне родителей, сидел на расписанном розами сундуке, в котором – Маркус знал – не лежало ничего, кроме пары пододеяльников и простыней. В комнате не было занавесок, освещалась она люстрой с четырьмя лампочками, поэтому видно было хорошо. А поскольку желтый дом располагался ниже по склону, чем его собственный, а Маркус вдобавок ко всему уселся на верхний ярус двухэтажной кровати, которую он придвинул к окну, ему было прекрасно видно, чем занимается Сын. Ничем особенным. Он уже целую вечность сидел, вставив в уши наушники от телефона, и что-то слушал. Наверное, какую-то веселую песенку, потому что каждые три минуты он нажимал на телефон, как будто раз за разом прокручивал одну и ту же песню. И каждый раз он улыбался в одном и том же месте, хотя наверняка был расстроен случившимся с той девушкой. Они целовались, а потом она просто умчалась на бешеной скорости. Бедняга. Может быть, Маркусу стоит пойти постучать в дверь и пригласить его к ним на ужин. Мама, конечно, скажет, что это замечательная идея. Но Сын казался таким расстроенным, и вполне возможно, что сейчас ему не хочется общаться с другими людьми. Это может подождать до завтра. Завтра Маркус встанет пораньше, подойдет к его дому и позвонит в дверь, держа в руках свежие булочки. Да, так и надо поступить. Маркус зевнул. В голове он тоже прокручивал одну песенку. Даже не песенку, а всего одно слово. Но он повторял его с тех пор, как тот дурак из Тосена спросил Сына, не отцом ли он приходится Маркусу: «Возможно».