Ю Несбё - Сын

Марта осмотрела комнату. Она никогда не слышала, чтобы кто-то всерьез назвал комнату в «Иле» прекрасной. Но парень был в чем-то прав. Конечно, линолеум поблек, а щербатые стены небесно-голубого цвета исписаны и изрисованы так, что даже щелоком не оттереть, однако здесь было в общем-то чисто и светло. Меблировка состояла из койки, комода и низкого исцарапанного и облезлого стола, но мебель была цела и отвечала потребностям. Здесь пахло мужчиной, спавшим на нижнем ярусе кровати. Парень сообщил, что у него не было передозировок, и она дала ему верхнюю койку. На нижние ярусы они старались помещать тех, кто с наибольшей вероятностью получит передозировку, потому что с нижней койки их легче переносить в бессознательном состоянии на носилки.

– Ну вот, – сказала Марта, протягивая ему связку ключей. – Я буду твоим контактным лицом, а значит, если что-то случится, связывайся со мной. Хорошо?

– Спасибо, – ответил он, взял связку с синим пластмассовым брелоком и стал ее разглядывать. – Большое спасибо.

– Он спускается! – прокричала сотрудница приемной Симону и Кари, сидевшим на кожаном диване под гигантской картиной, на которой, вполне вероятно, был изображен восход.

– Она говорила это уже десять минут назад, – прошептала Кари.

– Бог решает, что за время на небесах, – произнес Симон, засовывая пакетик табака под верхнюю губу. – Как думаешь, сколько стоит такая картина? И почему здесь именно она?

– Закупка так называемых декоративных элементов для общественных зданий является скрытым субсидированием плодящихся в нашей стране художников средних способностей, – сказала Кари. – Покупателям обычно все равно, что висит на стенах, лишь бы гармонировало с мебелью и вписывалось в бюджетные рамки.

Симон взглянул на нее:

– Тебе когда-нибудь говорили, что иногда кажется, будто ты изъясняешься цитатами, которые специально выучила наизусть?

Кари криво улыбнулась:

– А жевательный табак – плохая замена курения. Опасная для здоровья. Подозреваю, что это жена заставила вас перейти на жевательный табак, поскольку табачный дым пропитал всю ее одежду?

Симон рассмеялся, покачивая головой. Наверное, это такой молодежный юмор, непонятный ему.

– Неплохая попытка, но нет. Она попросила меня прекратить курить, потому что хотела, чтобы я провел с ней как можно больше лет. И она не знает, что я жую табак: я храню коробочки на работе.

– Впусти их, Анне, – произнес громкий голос.

Симон посмотрел на шлюз, где мужчина в форме и форменной фуражке, которая очень бы понравилась белорусскому президенту, стоял и барабанил пальцами по металлическим дверям.

Симон поднялся.

– Посмотрим, выпустим ли мы их обратно, – сказал Арильд Франк.

По тому, как сотрудница приемной слегка закатила глаза, Симон понял, что эта шутка далеко не новая.

– Ну, что чувствуешь, вернувшись в сточную канаву? – спросил Франк, ведя их через шлюз к лестнице. – Ты ведь из Экокрима. О господи, да я совсем ополоумел. Забыл, что тебя поперли с работы.

Симон даже не попытался рассмеяться в ответ на это очевидное оскорбление.

– Мы здесь из-за Пера Воллана.

– Слышал. Я думал, его дело закрыто.

– Мы не закрываем дела, не ответив на все вопросы.

– Появилось что-то новое?

Симон изобразил улыбку, растянув губы:

– В день своей смерти Пер Воллан приходил сюда к одному заключенному. Это так?

Франк открыл дверь в свой кабинет.

– Воллан был тюремным священником, так что я полагаю, он делал свою работу. Могу проверить журнал посещений, если хотите.

– Спасибо, было бы замечательно. И нельзя ли уточнить, с кем именно он разговаривал?

– К сожалению, у меня нет сведений о том, с кем и когда он говорил.

– Нам известно как минимум об одном человеке, с которым он разговаривал в тот день, – вмешалась Кари.

– Вот как? – сказал Франк, усаживаясь за письменный стол, с которым не расставался все годы своей карьеры. Зачем разбазаривать государственные деньги? – Дамочка, может, пока я проверяю журнал, вы достанете из того шкафа кофейные чашки? Конечно, если вы намерены задержаться.

– Спасибо, я не употребляю кофеин, – отрезала Кари. – Его зовут Сонни Лофтхус.

Франк невыразительно посмотрел на нее.

– Мы хотели спросить, нельзя ли его повидать, – сказал Симон и, без приглашения усевшись на стул, поднял глаза на раскрасневшееся лицо Франка. – Ой, я совсем ополоумел. Он ведь сбежал.