Ю Несбё - Сын

Марта откинула крышу кабриолета и опустила голову на подголовник. Она смотрела на чайку, которая замерла на ветру между синим небом и синим фьордом, и балансировала, опираясь на собственные и внешние силы, выискивая еду. Марта дышала глубоко и спокойно, но сердце ее колотилось, потому что паром уже причаливал к пристани. Из Осло в Несоддтанген ранним утром ездило не много людей, так что заметить его будет несложно. Если ему удалось. Если . Она пробормотала молитву, которую без устали повторяла с момента отъезда из «Тумте и Эре» полтора часа назад. На прошлом пароме полчаса назад его не было, но она убеждала себя, что тем паромом его и не стоило ждать. Однако если он не приедет на этом… Да, что тогда? У нее не было плана «Б». Она не хотела его иметь.

На берег начали сходить пассажиры. Их было не много, сейчас все ехали в город, а не из него. Марта сняла солнцезащитные очки в роговой оправе. Она почувствовала, как забилось ее сердце, когда она увидела светло-серый костюм. Но это был не он. Сердце остановилось.

И вот появился еще один светло-серый костюм.

Он шел немного нетвердо, как лодка с пробоиной, накренившаяся на один борт.

Марта почувствовала, как сердце разрастается в груди, а к горлу подступают рыдания. Может быть, это всего лишь утренний свет так падал на его костюм, но казалось, что от него исходит сияние.

– Спасибо, – прошептала она. – Спасибо, спасибо.

Она посмотрела на свое отражение в зеркале, утерла слезы и поправила платок на голове. А потом она помахала, и он помахал ей в ответ.

И пока он поднимался вверх по склону туда, где она припарковала машину, ей в голову пришла мысль: это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она видела мираж, призрак, он мертв, застрелен, в эту самую минуту он висит, распятый на маяке, а к ней приближается его душа.

Он с трудом уселся в машину и снял солнцезащитные очки. Он был бледен, и по его покрасневшим глазам она поняла, что он тоже плакал. Потом он обхватил ее руками и прижал к себе. Сначала ей показалось, что это она дрожит, но дрожь исходила от его тела.

– Как…

– Прекрасно, – сказал он, не отпуская ее. – Все прошло прекрасно.

Они сидели молча, крепко прижавшись друг к другу, как два теряющих сознание человека, у которых осталась одна-единственная твердая опора. Ей хотелось расспросить его, но не сейчас. У них еще будет достаточно времени.

– Что теперь? – прошептала Марта.

– Теперь, – ответил он, осторожно отпустил ее и выпрямился с тихим стоном. – Теперь все начинается. Большой чемодан. – Он кивнул на заднее сиденье.

– Только самое необходимое, – улыбнулась она, вставила диск в проигрыватель и протянула ему телефон. – Сначала я поведу. Навигатор?

Он посмотрел на телефонный экран, слушая ровный голос робота, полившийся из динамика: «My… personal…» [43]

– Одна тысяча тридцать километров, – сказал он. – Предполагаемое время в пути – двенадцать часов пятьдесят одна минута.

Снежинки падали с бесцветного бездонного неба и накрепко прилипали к асфальту, тротуару, машинам и домам.

Кари стояла на лестнице, наклонившись, чтобы завязать шнурки на ботинках, и из-под ноги оглядывала улицу вправо и влево. Симон был прав. Изменив угол зрения и свое местоположение, можно увидеть много нового. Любую слепоту можно компенсировать. Для того чтобы это понять, ей потребовалось время. Понять, что Симон Кефас был во многом прав. Не во всем. Но в раздражающе многом.

Она выпрямилась.

– Хорошего дня, любимая, – сказала девушка, стоявшая в дверях, и поцеловала Кари в губы.

– И тебе.

– Мытье полов как-то не очень вяжется с хорошим днем. Но я постараюсь. Когда домой?

– К ужину, если ничего не произойдет.

– Хорошо, но кажется, что кое-что только что произошло.

Кари повернулась в направлении, в котором указывала Сэм. Автомобиль, припарковавшийся у ворот, был ей знаком, а лицо, показавшееся за опустившимся боковым стеклом, было знакомо еще лучше.

– Что происходит, Осмунд? – прокричала Сэм.

– Прости, что прерываю, но я должен похитить твою даму, – прокричал в ответ старший инспектор. – Кое-что случилось.

Кари посмотрела на Сэм, и та шлепнула ее по заднему карману джинсов. В один осенний день Кари убрала юбку и пиджак в шкаф, где они по какой-то причине и остались.

– Езжай послужи обществу, девочка моя.

Пока они ехали на восток по шоссе Е18, Кари оглядывала заснеженный пейзаж. Она думала о том, что первый снег – это разделитель, он скрывает все минувшее и меняет мир, видимый человеку. В первые месяцы после стрельбы на набережной Акер-Брюгге и в католической церкви был сплошной хаос. Конечно, полицию критиковали, критиковали за жестокость и за то, что один человек вел свою игру. Но, несмотря ни на что, Симона похоронили достойно, он был полицейским, которого любил народ, человеком, который боролся против городской преступности и пожертвовал жизнью на службе у справедливости. И совершенно неважно, сказал начальник полиции Парр в своей надгробной речи, что он не следовал всем без исключения правилам и предписаниям. Или, если точнее, норвежским законам. У Парра, вообще-то, были причины проявить такую широту взглядов, поскольку сам он не соблюдал норвежское налоговое законодательство, поместив часть семейного состояния в анонимный фонд на Каймановых островах. На поминках Кари заявила Парру, что расследование оплаты счетов за электричество в доме Лофтхусов в итоге привело ее к нему. И Парр безоговорочно сознался, добавив, что не нарушил ни один закон и руководствовался исключительно благородными мотивами: успокоить свою нечистую совесть за то, что недостаточно хорошо заботился о Сонни и его матери после самоубийства Аба. Парр сказал, что ему это обходилось недорого, но могло означать, что у парня будет дом в более или менее нормальном состоянии, куда он сможет вернуться после отбывания срока. С исчезновением Будды с мечом все тоже со временем смирились. Его крестовый поход был со всей очевидностью завершен после смерти Леви Тоу, или Близнеца.