Эрик Сунд - Девочка-ворона

В дверь робко постучали, и вошел Хуртиг. Он с расстроенным видом уселся на стул для посетителей.

– Ну? Что будем делать? – спросил он.

– Честно говоря, не знаю, – ответила она, чувствуя, что его апатия передается и ей.

– Сколько нам дали времени? Полагаю, наше дело едва ли считается приоритетным.

– Несколько недель, точный срок не указан, но если мы вскоре ничего не найдем, нам придется отложить это в сторону.

– Ладно. Я предлагаю еще раз связаться с Интерполом, а потом снова проверить лагеря для беженцев. Если это ничего не даст, надо опять съездить к Вентральному мосту. Я отказываюсь верить, что дети могут исчезать просто так, без того, чтобы кто-нибудь их хватился.

– Согласна, но ведь у нас, по сути дела, ситуация прямо противоположная, – сказала Жанетт, глядя Хуртигу в глаза.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, эти дети ведь скорее появились, а не исчезли.

В половине третьего позвонил Оке. Поначалу она не понимала, что он говорит, так сильно он был возбужден, но когда ему удалось немного успокоиться, она сумела уяснить, что, собственно, произошло.

– Понимаешь? У меня будет выставка. Она уже продала три моих картины, да и галерея просто классная.

“Кто она?” – подумала Жанетт.

– Самый центр, Эстермальм! [54]Черт, прямо не верится, что это правда.

– Оке, угомонись. Почему ты мне ничего не рассказывал?

Правда, за ужином после кино он намекал, что у него что-то наклевывается, но в то же время она думала о том, как он почти двадцать лет сидел дома, как она содержала и всячески поддерживала его самого и его искусство. А теперь он отнес картины в галерею, ни слова ей не сказав.

В трубке слышалось его дыхание, но он молчал.

– Оке?

Еще через несколько секунд он очнулся.

– Ну… не знаю. Просто поддался импульсу. Прочел статью в журнале “Перспективы искусства” и решил сходить туда, поговорить с ней. Все вроде бы оказалось именно так, как она писала в статье. Поначалу я боялся, но, пожалуй, все время понимал, что действую правильно. Просто-напросто пришло время.

Значит, вот почему он не вернулся домой вчера вечером, подумала Жанетт.

Он объяснил, что женщина, представляющая одну из крупнейших художественных галерей Стокгольма, пришла в полный восторг от его работ. Благодаря ее контактам он еще до открытия выставки продал несколько картин почти за сорок пять тысяч.

Хозяйка галереи рассчитывает, что сумма увеличится как минимум в четыре раза, и уже пообещала ему еще одну выставку, в своем копенгагенском филиале.

– Почти в “Луизиане” [55], – засмеялся Оке. – Хотя это всего лишь маленькая галерея в центре города.

У Жанетт потеплело на душе, но, радуясь тому, что у него дело наконец сдвинулось с мертвой точки, она нутром чувствовала: что-то не так.

Разве его искусство принадлежит только ему? Сколько ночей они просидели, обсуждая его картины. Кончалось это чаще всего тем, что он плакал оттого, что у него ничего не получается, и ей приходилось утешать его и уговаривать продолжать идти проторенным путем. Она верила в него.

Она знала, что он талантлив, хоть и не была авторитетом в данной области.

– Оке, ты меня все время удивляешь. Но это просто из ряда вон.

Жанетт не смогла сдержать смеха, хотя на самом деле ей хотелось спросить его, почему он предпринял этот шаг втайне, без нее. Они ведь так долго об этом говорили.

– Наверное, я боялся, что у меня ничего не выйдет, – сказал он под конец. – Ты же всегда поддерживала меня. Черт, ты ведь платила за меня, чтобы я мог продолжать. Как меценат. Я очень ценю все, что ты для меня сделала.

Жанетт не знала, что и сказать. Меценат? Значит, вот как он ее рассматривает? Как личный банкомат?

– И знаешь что? Знаешь, кто будет выставляться в Копенгагене одновременно со мной? В том же месте! Д-и-з-е-л-ь-Ф-р-а-н-к, – громко смеясь, произнес он по буквам. – Адам Дизель-Франк! Ну, я должен заканчивать. Встречаюсь с Александрой, чтобы обсудить некоторые детали. Увидимся вечером!

Значит, ее зовут Александра.

Они положили трубки. Жанетт так и осталась молча сидеть за письменным столом. В течение двадцати лет он ничего не предпринимал для того, чтобы продать хоть что-то. А сейчас вдруг продает все сразу. Господи, ведь он неоднократно отказывался, когда она находила ему контакты. К ним должен был приехать галерист из Гётеборга. Оке отменил приглашение, потому что “был не в силах”. В другой раз он “плохо себя чувствовал”, в третий – это не имело смысла, поскольку он такой “никудышный”.