Эрик Сунд - Девочка-ворона

Она намеревалась пошутить, но он явно этого не уловил.

– Наплевать, я пойду в туалет. Ты пока расплатись, чтобы мы смогли сразу уйти.

Он встал и скрылся в туалете. Жанетт знала, что он просидит там довольно долго, а потом предложит ехать домой на такси. Она заплатила за еду и стала ждать.

Новый художественный проект, думала она. Интересно, что за контакт у него появился?

Минут через двадцать он вернулся к столику, с покрасневшими от слез глазами и с жалким выражением лица. Взял со стула куртку, даже не присев.

– Ты расплатилась?

– Конечно. Как ты себя чувствуешь?

Он, не отвечая, стал натягивать куртку.

– Ты вызвала такси?

– Нет, я подумала, что мы могли бы поехать на метро.

– Забудь. Мне надо домой, как можно скорее. У меня что-то с животом.

“Кома чили” поставила на вечере точку.

Выйдя из ресторана, Жанетт снова спросила о художественном проекте. Оке ответил уклончиво, пробормотав, что из этого, наверное, ничего не получится.

– Ты говорил, что очень устал сегодня. – Жанетт остановила такси, и оно подъехало к тротуару. – Ты рисовал?

Он вздохнул. Казалось, его сейчас стошнит. Четыре больших бокала пива за час, подумала Жанетт. И еще эта еда. Не хватает только, чтобы его вырвало в такси.

– Нет, – в конце концов ответил он. – Я откопал кое-какие старые вещицы и собираюсь довести их до ума.

Шофер такси деликатно погудел, напоминая им, что таксометр включен.

– Ну что ж, хорошо… – Жанетт помнила случаи, когда Оке собирался довести старые картины до ума. Это всегда кончалось тем, что он решал, будто они стали хуже, или просто уничтожал их.

– Гамла Эншеде. Сколько вы возьмете? – спросил Оке, открывая дверцу машины.

– Я работаю по таксометру, – ответил шофер. – Выйдет две-три сотни.

Жанетт села на переднее сиденье. Она понимала, что вечер выльется ей в кругленькую сумму. “И чего ради?” – подумала она, когда Оке плюхнулся на заднее сиденье.

– Вы ведь знаете дорогу? Когда будем подъезжать, я покажу, куда дальше, – обратилась она к шоферу.

Он посмотрел на нее, наморщив лоб:

– Мне кажется, мы где-то встречались.

Жанетт обладала хорошей памятью на лица и через несколько секунд сообразила, откуда его знает. Лицо принадлежало ее однокласснику. Глаза почти не изменились, рот в целом сохранил очертания, но губы уже не такие пухлые. Казалось, будто перед ней лицо ребенка, спрятанное под многочисленными слоями жира и обвислой кожи, и она не смогла сдержать смеха.

– Господи… Магнус? Это ты?

Он рассмеялся в ответ и провел рукой по почти лысой голове, словно желая скрыть следы возраста. Жанетт помнила, что у него были длинные вьющиеся волосы, причем рыжевато-каштановые. Теперь же то немногое, что от них осталось, было в лучшем случае мышиного цвета.

– Неттан?

Она кивнула. Давненько ее никто так не называл.

– Ради старой дружбы возьму сто пятьдесят, – сказал он, выключая таксометр. Потом улыбнулся ей и выехал на улицу.

Ради старой дружбы, подумала она. Он считался у них в классе главным хулиганом и однажды побил ее. На уроке физкультуры, в седьмом классе. Он был из тех, кого вообще-то следовало избегать, а Жанетт не стала.

Посмотрев на него, она поняла, что он думает о том же самом.

– Ну… – заговорил он, когда они вывернули на Кольцевую дорогу, – что ты поделываешь?

– Работаю в полиции.

– Вот черт, может, лучше снова включить эту штуку? – засмеялся он, постучав по таксометру.

– Не волнуйся.

Они остановились перед светофором. Магнус протянул руку назад и поздоровался с Оке, которому, казалось, стало уже совсем плохо.

– Вы женаты? – Вопрос был адресован им обоим, но Оке отвернулся и скрючился на заднем сиденье.

– Да, – ответила Жанетт. Зажегся зеленый, и машина двинулась дальше. – А ты?

– Холостяк. Вожу такси… – Он повернул на мост. – Должен сказать, меня не удивляет, что ты стала полицейским.

– Это почему же?

– Это совершенно естественно. – Он посмотрел на нее многозначительно. – Ты уже тогда была полицейским нашего класса. С собственным мнением по любому поводу. Оглядываясь сейчас назад, я считаю, что ты была довольно крутой.

Крутой? Жанетт даже не могла сосчитать, сколько раз плакала в детстве. Школа, в которую они ходили, приютила многих любителей поиздеваться, он был одним из них, и хоть сама она разбиралась с ними довольно успешно, мысль о том, что пришлось пережить некоторым другим, причиняла боль.

– Я хочу сказать, – продолжил он, – кое-кто из нас ведь поступал довольно гадко. Помнишь того парня с очками? И молчаливую девчонку?