Эрик Сунд - Девочка-ворона

…к тому же у меня имелся резерв жвачек, и я могла потихоньку сунуть в рот новую, пока он сидел и читал, поглядывая, не подсматриваю ли я слова на ладони, где все слипалось от пота, а писала с ошибками я только от волнения, не потому, что была дурочкой, как другие бедолаги, умевшие тысячу раз подкинуть мяч, но ничего не знавшие о столицах или войнах, а знать бы им следовало, поскольку они были из тех, кто все время начинал войны, не понимая, когда уже хватит, а просто бросался на того, кто немного выделялся, имел брюки не той марки или плохую прическу или был слишком жирным…

Голос ожесточился. София помнила, что Виктория злилась.

…как та большая, толстая девочка, которая все время разъезжала на трехколесном велике, со странным лицом и вечно текущими слюнями, и однажды они велели ей снять одежду, но она поняла их, только когда они стали помогать ей стягивать трусы. Они всегда думали, что она просто крупный ребенок, и удивились, увидев, что низ живота у нее как у взрослой, а еще тебя могли избить только за то, что ты не плакала, когда тебя лупили кулаками в живот, а, наоборот, смеялась и просто продолжала жить дальше, не ябедничая и не жалуясь, была твердой и решительной…

Голос умолк. София слышала собственное дыхание. Почему она не попросила Викторию продолжить?

Она прокрутила пленку вперед. Почти трехминутная тишина. Четыре, пять, шесть минут. Зачем она это записала? Слышались только дыхание и шелест бумаги.

Через семь минут София услышала звук: это она точила карандаш. Потом Виктория прервала молчание.

Я никогда не била Мартина. Никогда!

Виктория почти кричала, и Софии пришлось убавить громкость.

Никогда. Я не предаю. Я ела из-за них дерьмо. Собачье дерьмо. Я, черт меня возьми, привыкла к дерьму! Проклятые сигтунские снобы! Я ела дерьмо ради них!

София сняла наушники.

Она знала, что Виктория путается в своих воспоминаниях и часто забывает, что говорила несколько минут назад.

Но являются ли эти пробелы обычными провалами в памяти?

Перед встречей с Самуэлем она нервничала. Нельзя, чтобы разговор зашел в тупик, а в его последние визиты дело шло именно к этому.

Она должна достучаться до него, пока не поздно, пока он полностью не выскользнул у нее из рук. София знала: для этого разговора ей потребуется вся имеющаяся у нее энергия.

Как обычно, Самуэль Баи появился точно ко времени, в сопровождении социального работника из Хессельбю.

– В половине третьего?

– Думаю, в этот раз мы поговорим подольше, – ответила София. – Вы сможете забрать его в три часа.

Социальный работник удалился в сторону лифта. София посмотрела на Самуэля Баи. Тот присвистнул.

– Nice meeting you, ma'am [33], – сказал он, одарив ее широкой улыбкой.

Поняв, какая из личностей Самуэля перед ней, София испытала облегчение.

Это был Фрэнкли Самуэль, как она называла его в журнальных записях, откровенный, общительный и приятный Самуэль, начинавший каждое второе предложение с Frankly ma'am, I have to tell'ya… [34]Говорил он всегда на каком-то доморощенном английском, который София находила немного забавным.

В последний раз Самуэль превратился в “откровенного” сразу, как только исчез социальный работник и они поздоровались за руку.

Любопытно, что, встречаясь со мной, он избирает “откровенного”, подумала она, приглашая его в кабинет.

Откровенность Фрэнкли Самуэля делала его наиболее интересным из разных Самуэлей, которых София наблюдала в ходе бесед. “Обычный” Самуэль, которого она называла Самуэль Коммен, его основная личность, был закрытым, корректным и не особенно искренним.

Фрэнкли Самуэль представлял ту часть личности, которая рассказывала о кошмарных поступках, совершенных им в детстве. Наблюдения за ним вызывали смешанные чувства. Он мог с не сходящей с лица улыбкой обаятельно расточать Софии комплименты по поводу ее красивых глаз и прекрасной формы бюста, а потом закончить фразу рассказом о том, как сидел в темном сарае на пляже Ламли-Бич, неподалеку от Фритауна, и аккуратненько отрезал уши маленькой девочке. И тут же разражался заразительным смехом, напоминавшим ей смех футболиста Златана Ибрагимовича. Издавал веселое, гортанное “хе-хе”, как бы на вдохе, и все лицо у него сияло.

Впрочем, несколько раз у него вспыхивали глаза, и ей думалось, что где-то внутри существует еще один Самуэль, который пока не проявился.

Задача Софии заключалась в том, чтобы собрать эти разные личности в единого человека. Но она знала, что торопиться в таких случаях нельзя. Надо дать пациенту возможность научиться справляться с материалом, который тот носит в душе.