Эрик Сунд - Девочка-ворона

Молчание – знак согласия.

– Но скажи хоть что-нибудь, черт побери!

Они так заняты там, внутри, что не слышат, как она приставляет доску к деревянной ручке двери бани и упирает ее в противоположную стену.

Потом вынимает зажигалку.

Звонит телефон, и Жанетт видит, что это Деннис Биллинг.

– Здравствуй, Жанетт, – начинает он, и его вкрадчивый тон сразу настораживает ее.

– Здравствуйте, Деннис, друг мой, – отвечает она с иронией и, не удержавшись, добавляет: – Чему обязана такой честью?

– A-а, перестань, – фыркает он. – Тебе это не идет!

Фальшивый фасад дал трещину, и Жанетт сразу почувствовала себя увереннее.

– Два месяца я читал твои отчеты, не понимая, куда ты движешься, и вот получаю это. – Начальник полиции умолк.

– Это? – переспрашивает Жанетт, притворяясь, будто не понимает.

– Да, просто блестящий обзор жутких происшествий с мертвыми… – Он запнулся.

– Вы имеете в виду мой последний отчет о том, что мне удалось узнать по поводу убийств мальчиков?

– Именно. – Деннис Биллинг откашлялся. – Ты проделала колоссальную работу, и я рад, что она завершена. Забрось мне заявление на отпуск, и можешь отправляться на пляж уже на следующей неделе.

– Я не понимаю…

– Чего ты не понимаешь? Все указывает на вину Карла Лундстрёма. А он по-прежнему лежит в коме, и даже если очнется, привлечь его к ответственности будет нельзя. По словам врачей, у него обширное поражение мозга. Он превратится в овощ. Что касается жертв, то две из них неопознанные… и как это говорится? – Он пытается подобрать правильную формулировку.

– Может быть, дети? – предлагает Жанетт, чувствуя, что больше не в силах сдерживать злость.

– Может, и не так, но если бы они находились здесь легально, то…

– Ситуация была бы другой, – добавляет Жанетт, прежде чем продолжить. – Тогда мы выделили бы на это дело человек пятьдесят следователей, не то что сейчас. Только я и Хуртиг при небольшой помощи Шварца и Олунда. Вы это хотите сказать?

– Жанетт, дорогая, угомонись. На что это ты намекаешь?

– Я ни на что не намекаю, но понимаю, что вы звоните, чтобы сообщить мне, что дело закрыто. А как мы поступим с Самуэлем Баи? Даже фон Квист должен бы понимать, что Лундстрём никак не мог его убить.

Биллинг делает глубокий вдох.

– Но ведь у вас нет никаких подозреваемых! – кричит он в трубку. – Там нет ни единого следа, который указывал бы в какую-нибудь сторону. Речь с таким же успехом может идти об организованном незаконном ввозе людей, и как нам тогда, по-твоему, до этого добираться?

– Ясно, – со вздохом говорит Жанетт. – Значит, вы считаете, мы должны собрать все, что имеем, и отправить фон Квисту?

– Совершенно верно, – отвечает Биллинг.

– А фон Квист прочитает наши бумаги, – продолжает Жанетт, – и закроет дела за отсутствием подозреваемых.

– Совершенно верно. Ведь соображаешь, если захочешь, – смеется начальник полиции. – А потом вы с Йенсом отправляетесь в отпуск. Все довольны и счастливы. Договорились? Материалы расследования вместе с твоим заявлением на отпуск будут у меня на столе завтра в районе обеда, да?

– Договорились, – отвечает Жанетт и кладет трубку.

Она решает, что лучше сразу сообщить Хуртигу о новых директивах, и идет к нему в кабинет.

– Я только что узнала, что мы должны прекратить работу.

Хуртиг сперва смотрит на нее с удивлением, потом подается вперед и разводит руками. Похоже, он в основном разочарован.

– Черт возьми, это же абсурд.

Жанетт тяжело садится, чувствуя страшную усталость. Ей кажется, будто тело растекается по стулу и полу.

– Разве? – произносит она в ответ. Она чувствует, что у нее нет сил изображать адвоката дьявола, но знает, что в ее задачу как начальника входит защищать решения шефа.

– Ведь уже долгое время ничего не происходит. Нет ни единого следа. Вполне возможно, что речь, как говорит Биллинг, идет о нелегальном ввозе людей, а тогда это вроде бы не наш уровень.

Хуртиг резко качает головой:

– А Карл Лунд стрём?

– Он ведь, черт подери, лежит в коме и едва ли сможет нам чем-то помочь.

– Ты плохо умеешь врать, Жанетт! Естественно, этот педофил…

– В любом случае это так. Я ничего не могу поделать.

Хуртиг закатывает глаза:

– Убийца разгуливает на свободе, а нам связывает руки какой-то идиот, считающий, что законом можно вертеть как хочешь. Только потому, что речь идет о мальчиках, которых никто не разыскивает! Проклятье! А как же с этим Бергманом? Может, нам все-таки попытаться поговорить с его дочерью? Ей, похоже, есть что сказать.