Артур Дойл - Преступления и призраки (сборник)

Его прекрасные васильковые глаза были до краев, как бездонные синие озера, полны такой горестной и страстной любви, такого страдания, что голос Розы задрожал:

– О Чарльз, я вижу, что уже доставила вам страдания. Я не хотела! Я…

– Роза, бесценная моя, если вы хотите избавить меня от мук – скажите, каков ваш ответ на то мое признание?

– Нет-нет, не сейчас! – девушка на какой-то миг сумела опомниться. – Смотрите, все уже собрались вокруг фонографа. Давайте присоединимся к ним. Это очень интересно! Вам когда-нибудь приходилось слушать фонограф?

– Никогда.

– О, тогда вам это будет особенно интересно. Уверена, вам ни за что не угадать, о чем это заговорит.

– Это? Заговорит?

– Нет-нет, не спрашивайте меня ни о чем. Давайте лучше вместе послушаем голос науки – и вы во всем убедитесь сами. Подвиньте ваш стул вот сюда, поближе к двери… так… Вам удобно, Чарльз?

Все, кто был зван на сегодняшнее заседание, уже образовали вокруг фонографа нетерпеливо ожидающий круг. В воздухе на миг повисло мертвое молчание. Затем Руперт включил аппарат – а миссис Эсдайл сделала плавное движение рукой, словно указывая звуку, как ему надлежит изливаться из раструба жестяной воронки.

– Что ты скажешь о Люси Араминте по прозвищу Попрыгунья? – вдруг нарушил тишину негромкий, странно писклявый, но при этом абсолютно различимый голос.

Слушатели недоуменно зашептались. Кто-то даже хихикнул.

Руперт украдкой взглянул на капитана Бесли и увидел, что лицо того приобрело творожный оттенок, челюсть отвисла, а глаза буквально вылезли на лоб.

– А о юной Марте Хоудин, певшей в церковном хоре – что ты скажешь? – продолжал тот же голос.

Теперь засмеялось уже несколько человек. Хозяйка салона в замешательстве уставилась на говорящий аппарат. Но ее замешательство было ничто по сравнению с растерянностью капитана: челюсть его отвисла еще сильнее, а лицо сменило цвет с бледного на зеленоватый.

– Назови по имени того человека, у которого так некстати туз в рукаве затесался! – произнесла жестяная воронка. – Не помнишь, где это было? В Пешаваре, в офицерском клубе, во время игры с артиллеристами! Кто из-за этого чуть не попал под суд офицерской чести? Кому пообещали замять результаты следствия лишь при условии, что он…

– Господи Боже! – воскликнула миссис Эсдайл. – Да что за ерунду несет этот аппарат?! Он явно неисправен. Руперт, мальчик мой, останови эту… эту штуку: то, что она нам читает – совершенно точно не лекция профессора Стэндертона. Прошу прощения у всех присутствующих! А… а где наш общий друг капитан Бесли?

– Кажется, ему стало плохо! – встревоженно произнесла Роза. – Он вышел в сад.

– Не вышел, а прямо-таки выбежал! – уточнил Руперт, кивнув на оставшуюся распахнутой входную дверь. – И, как вижу, в саду не остановился. Вон он несется по улице со всех ног прочь от нашего дома. Да, не похоже, чтобы он намеревался вернуться… Но, мама: извиниться перед присутствующими должен я, а не ты. Кажется, я вставил неправильный валик. Полагаю, лекция профессора – вот на этом.

Роза Эсдайл сейчас зовется Роза Старз. Она счастлива в браке, разделяет интересы своего мужа, гордится его интеллектом и постоянно растущей известностью (полагаю, даже вы, уважаемый читатель, слышали о профессоре Старзе: ведь он – один из самых выдающихся ученых в своей области). Лишь иногда Роза вспоминает взгляд ярко-васильковых глаз капитана Бесли, а также пышное великолепие его усов – однако даже в этих случаях она ощущает скорее не тоску, а обиду. Ей так и не удалось найти объяснения тому, по какой причине капитан столь внезапно и навсегда покинул ее в тот самый день, когда она впервые назвала его Чарльзом.

Перевод А. Немировой

Джон Рэнтер, бывший владелец паба «Битва при Деттингене» в Саутгемптоне [55], был не из тех людей, с кем хочется дружить, но еще меньше хотелось враждовать с ним. Телом он был высок и силен, душою темен и угрюм, и за те пятьдесят два года, что пролетели над головою Джона, ничто не смягчило его характер и не умерило страсти. Возможно, неудачи, которые преследовали его всю жизнь, никак не были связаны с суровым характером, но многие сложности он, несомненно, создавал себе сам, будучи гневлив и неуступчив. Еще подростком Джон поссорился со своими родителями и покинул их. Заработав достаточно, чтобы как-то утвердиться в этом мире, он влюбился, увлекшись симпатичным личиком, и вступил в брак с робкой, бесхарактерной женщиной, которая стала ему скорее обузой, чем помощницей. Плодом этого союза стал единственный сын; но однажды Джон Рэнтер избил мальчика до полусмерти за какую-то незначительную провинность, и тот, сбежав из дому, поступил служить кают-юнгой на корабль. Так он попал в Новый Свет, а через некоторое время стало известно, что Джек утонул при ужасном крушении «Королевы Запада» [56]. С того времени хозяин паба стал быстро сдавать позиции. Он отпугивал посетителей своей необщительностью, а порой и оскорблял их, и люди перестали ходить в «Битву при Деттингене», пока наконец он не был вынужден отделаться от заведения. Получив за него довольно скудную сумму, он приобрел домишко над дорогой, ведущей из Портсмута в Саутгемптон, примерно в трех милях от последнего, и там вместе с женой повел унылое существование мизантропа.