Артур Дойл - Преступления и призраки (сборник)

Некоторые из этих колоритных подробностей, пожалуй, способны вызвать у нас даже большую улыбку, чем у современников Конан Дойла. Например, каково современным читателям обнаружить, что «братки» викторианской эпохи, оказывается, тоже любили облачаться в пиджаки кричаще-ярких цветов, абсолютно не гармонирующие с остальными деталями туалета – вот только цвет пиджака был не малиновый, а лимонно-желтый…

Отдельно – несколько слов о роли Билли. Создается впечатление, что перед нами словно бы персонаж чаплинских кинокомедий: это впечатление не случайно – Конан Дойлу так все и виделось! Дело в том, что первая из театральных ролей Чарли Чаплина (на тот момент 14-летнего) – именно Билли, слуга-помощник Холмса. Нет, не в «Бриллианте английской короны», а за восемнадцать лет до этого: в пьесе «Шерлок Холмс», которая тоже, кстати, не имеет однозначного соотнесения с рассказами о Шерлоке Холмсе. Трудно сказать, заприметил ли Конан Дойл талантливого подростка уже тогда, но ко времени, когда настала пора писать «Бриллиант», конечно, вспомнил столь замечательную подробность: Чаплин уже был очень знаменит.

(Этот колоритный момент тоже не отражен в «Камне Мазарини». Билли там – человек без чаплиновских манер, без внешности, даже без возраста, а поскольку он эпизодически характеризуется как «старина Билли», то переводчики обычно и делают его стариком…)

По какой причине еще оказывались «сокрыты» некоторые из конандойловских текстов? Порой тому виной равнодушие современных редакторов, и наших, и британских. Многие в принципе хорошо известные ПОЗДНИЕ произведения сэра Артура как-то выпадают из их поля зрения. Это можно если не оправдать, то хотя бы понять в случаях, когда там затронута такая «немодная» в новейшее время тематика, как Первая мировая война (рассказ «Защита» и в какой-то степени эссе «Эти трое»). Впрочем, упомянутое эссе, посвященное трем младшим детям сэра Артура от второго брака, вызывало у британцев смешанные чувства, которые лишь отчасти могут быть объяснены военной темой и «непопаданием» в жанр. Просто англичане-то знают, а любители Конан Дойла тем более знают, кем выросли двое из этих «Троих», с такой любовью описанные как милые и трогательные крошки. Старший из младших сыновей (самый старший сын, Кингсли, как раз был на фронте и погиб всего лишь через несколько месяцев после описываемых событий), Деннис, фигурирующий в эссе под домашним прозвищем Паренек, и младший, Адриан, он же Щекастик, всю свою жизнь занимались главным образом тем, что со вкусом эксплуатировали отцовскую славу. Особенно в этом отличился Адриан, регулярно ухитрявшийся делать из своей биографии и литературного творчества (совершенно несоизмеримого с отцовским, но проходившего по графе «А. Конан Дойл-мл.») «обязательное приложение» как к работам конандойловедов, так и к деятельности составителей антологий.

Лишь младшая дочь Джин, Малютка, не пошла по этому пути. Она прожила долгую, хорошую и «свою» жизнь, стала военной летчицей, во время Второй мировой участвовала в битве за Англию – и когда сэр Артур мельком упомянул, что Малютка по силе духа далеко превосходит старших братьев, он попал в самую точку. Но Паренек со Щекастиком успели достаточно потрудиться для того, чтобы в Англии «Эти трое» сделались не самой популярной книгой, в особенности у тех, кто высоко ценит творчество А. Конан Дойла (не Адриана!). Для нас это как будто значения не имеет – но все же такой поворот событий, пожалуй, способствовал тому, что «Эти трое» доселе не были замечены и в русскоязычном культурном пространстве.

Однако чем, спрашивается, провинился «Церковно-приходской журнал» и «Конец Дьявола Хоукера»?! Перед нами , по крайней мере в советское время, первый рассказ, может быть, оказался виновен как раз названием (хотя в самом тексте речь идет отнюдь не о церковно-приходской тематике!), второй же – слишком «толерантным» отношением к тому пониманию законов чести, которое было распространено в классово чуждых кругах. А английских-то издателей что останавливало?! Подсознательная убежденность в том, что сэр Артур к концу жизни писал только спиритическую литературу? Но ведь это не так! Артур Конан Дойл гораздо шире привычных рамок – даже тех, в которые он сам добросовестно пытался себя загнать.

И вот сейчас у читателей в очередной раз появляется шанс в этом убедиться.

Григорий Панченко