Дэйв Эггерс - Сфера

Мэй представилась, он вбил ее имя на новом планшете, но ничего не вышло. С третьей попытки он сообразил, что не работает вайфай.

– Наверное, через телефон получится, – сказал он, вынимая телефон из кармана.

– А можно когда я вернусь? – спросила Мэй, и он согласился – понадеялся поднять сеть. Выдал Мэй спасжилет и каяк, и уже на воде она снова глянула на телефон. 16:32. У нее почти час. В Заливе час – куча времени. Час – как целый день.

Она погребла от берега, но сегодня не увидела в бухте тюленей, хотя нарочно притормаживала, чтоб их выманить. Доплыла до старого полузатопленного пирса, где они порой загорали, но ни одного не нашла. Ни тюленей, ни морских львов – пирс пустовал, лишь одинокий неряшливый пеликан восседал на столбе.

Она погребла за опрятные яхты, за таинственные суда, в открытый Залив. Там передохнула, чуя воду под собой, гладкую и качкую, точно бездонный желатин. Когда замерла, в двадцати футах впереди вынырнули две головы. Тюлени – они переглянулись, будто раздумывая, надо ли разом посмотреть на Мэй. Что затем и сделали.

Они смотрели друг на друга, два тюленя и Мэй, не мигая, а затем, словно сообразив, до чего Мэй неинтересная – подумаешь, сидит и не шевелится, – один тюлень погрузился в волну и исчез, другой торопливо последовал за ним.

Впереди, посреди Залива, она разглядела нечто новое, рукотворную конструкцию, которой прежде не замечала, и решила, что такова и будет ее задача на сегодня – добраться туда и расследовать. Вблизи выяснилось, что это два судна – ветхая рыболовецкая лодка, а у нее на поводу некрупная баржа. На барже стояло прихотливое, но бестолковое жилище. На суше, особенно в окрестностях, его бы мигом снесли. Мэй видела похожее на фотографиях – лагеря беженцев или лачуги бездомных времен Великой депрессии.

Мэй сидела в каяке, рассматривая этот бардак, и тут из-под синего брезента появилась женщина.

– Ой, привет, – сказала она. – Ты прямо как из-под воды. – Лет шестидесяти, волосы длинные, седые, густые и растрепанные, завязанные в хвост. Она подошла, и Мэй разглядела, что нет, помоложе, слегка, пожалуй, за пятьдесят, и в волосах блондинистые пряди.

– Здрасьте, – сказала Мэй. – Простите, что близко подошла. На пристани нам специально велят вас тут не беспокоить.

– Это да, – сказала женщина. – Но поскольку мы как раз хотим выпить вечерний коктейль, – прибавила она, устраиваясь на белом пластиковом стуле, – момент ты выбрала безупречно. – Она запрокинула голову и обратилась к синему брезенту: – Ты там так и будешь прятаться?

– Коктейли несу, птичка моя, – ответил бестелесный мужской голос, симулируя любезность.

Женщина посмотрела на Мэй. В сумерках глаза ее блестели некоторым лукавством.

– Ты вроде безобидная. Хочешь на борт? – И она склонила голову набок, вглядываясь.

Мэй подгребла поближе, и тут мужской голос выступил из-под брезента и стал телом. Поджарый человек, чуть постарше спутницы, нес два, кажется, термоса.

– Она к нам присоединится? – спросил он у женщины, падая на другой пластиковый стул.

– Я пригласила, – ответила та.

Подплыв ближе – стали различимы лица, – Мэй разглядела, что обитатели баржи чистые и опрятные; она-то боялась, что их наряды окажутся под стать судну и выяснится, что они не просто водоплавающие бродяги, но к тому же опасны.

Мэй маневрировала, а они оба смотрели – с любопытством, но пассивно, будто сидели у себя в гостиной, а она их развлекала нынче вечером.

– Ты бы ей все-таки помог, – раздраженно сказала женщина, и мужчина встал.

Каяк ткнулся носом в стальной борт, мужчина ловко завязал канат и подтянул каяк параллельно борту. Помог Мэй встать и взобраться на палубу – деревянную лоскутную композицию.

– Садись, милая, – сказала женщина, указав на стул, откуда только что встал мужчина.

Мэй села и заметила, как мужчина уставился на женщину в бешенстве.

– Ну, принеси другой, – сказала та. Он снова исчез под синим брезентом. – Обычно я им так не командую, – пояснила она для Мэй и взяла термос. – Но с гостями он не умеет. Тебе красное или белое?

Незачем пить ни то ни другое – рановато, и еще каяк возвращать, а потом ехать домой, – но во рту пересохло, а если вино белое, под закатным солнцем оно пойдет хорошо, и Мэй тут же решила, что хочет выпить.

– Белое, если можно, – сказала она.

Из-под брезентовых складок возник красный стульчик, а потом демонстративно надутый мужчина.

– Садись, выпей, и хватит уже, – велела ему женщина и в бумажные кофейные стаканчики налила белое для Мэй и красное для себя и своего спутника. Тот сел, все подняли стаканы, и вино, хотя Мэй знала, что оно так себе, на вкус оказалось изумительно.