Рут Ренделл - Пусть смерть меня полюбит

Джойс уже высвободила руки и теперь вынимала изо рта кляп. Алан едва смог узнать ее: такой она была тощей, изможденной, с потускневшим взглядом. Но она узнала его. Едва он произнес первые слова, обращаясь к Найджелу, она узнала его голос – голос человека, о котором ей говорили, будто он убит. Она бросила черный чулок на пол и шагнула к Алану, не промолвив ни слова, лицо ее выражало немую мольбу.

– Где второй, Джойс? – спросил Алан.

– Он ушел, – прошептала она и положила руки ему на плечи, спрятав лицо у него на груди.

– Пойдем, – сказал он и обвил ее плечи рукой, прижав к себе, а потом повел прочь, тем же путем, каким пришел сюда.

Найджел ждал их у двери с пистолетом в руке.

– Отпусти ее, – потребовал он. – Отпусти ее и убирайся, она не имеет к тебе никакого отношения.

То, как он это сказал, и еще в большей степени те слова, которые он использовал, заставили Алана рассмеяться. Не имеет к нему никого отношения? Это Джойс-то, с которой совесть связала его куда теснее, чем он когда-либо был связан с Пэм, и даже прочнее, чем с Уной?.. Он издал сухой смешок, скептически глядя на Найджела. А потом сделал шаг вперед, еще теснее прижав Джойс к себе правой рукой, укрывая ее в своих объятиях. Услышав грохот выстрела и крик девушки, он вскинул левую руку, чтобы защитить ее лицо, и вместе с Джойс рухнул на пол.

Вторая и третья пули попали Алану в грудь, но это было не больнее, чем два удара кулака.

Найджел схватил пачку банкнот, которые отдал Джойс, и сунул в пакет, к остальным. Он в последний раз спешно окинул взглядом комнату и увидел портфель, лежащий на полу всего в нескольких дюймах от правой ступни Джойс. Расстегнув его, Найджел увидел в нем пачки банкнот, и запихал портфель в свой рюкзак. Затем открыл дверь и перешагнул порог.

Выстрелы отдались в доме оглушительным раскатом, так громко, что заставили мистера Грина выйти из комнаты. Брайди, возвращавшаяся домой, сочтя, что назойливый визитер уже ушел, услышала грохот со второго пролета лестницы. Никто из них даже не попытался задержать Найджела, который захлопнул за собой дверь комнаты Марти и бросился вниз по ступеням. Преодолевая пролет за пролетом, он разминулся с рыжеволосой девушкой, которая крикнула ему вслед:

– Что случилось? Что происходит?

Он не ответил ей, прыжком одолел последние ступени, пробежал по коридорчику и выскочил на улицу. Было всего пять часов, но уже сгущалась темнота – над городом нависли плотные дождевые тучи.

Рыжая девушка поднялась наверх. Брайди и мистер Грин смотрели на нее, не говоря ни слова.

– Боже мой, – вымолвила рыжая, – что это был за шум, словно выстрелы? Этот парень, как его там, ну, блондин, он только что вылетел отсюда, словно пробка из бутылки.

– Не спрашивай меня, – отозвалась Брайди. – Лучше спроси у этого свинтуса Фостера. Они с ним приятели.

Мистер Грин прошаркал к двери комнаты Марти и стал стучать в нее кулаком. Потом к нему присоединилась рыжеволосая девушка.

– Я не знаю, что делать. Я спросила бы у своего дружка, но он еще не вернулся с работы. Думаю, надо бы звякнуть в полицию. Ведь мы же не можем оставить это так, верно?

– Это серьезный шаг, очень серьезный… – начала было Брайди, но ее прервал мистер Грин. Он смотрел вниз, на пол. Из-под двери по линолеуму с рисунком «под дерево», точно между домашними тапочками старика, вытекала струйка крови.

– Господи Иисусе, – произнес мистер Грин. – О, Господи Иисусе…

Рыжеволосая девушка прижала руку к губам и бросилась вниз, к телефону. Брайди покачала головой и снова начала спускаться по лестнице. Она решила, что благоразумие – основная часть гражданской сознательности и что лучше она внеурочно выйдет на работу в «Розе Килларни».

В комнате, по другую сторону двери, Алан лежал на полу, держа Джойс в объятиях. Он ощущал холод и усталость, дышать ему было трудно, потому что щека Джойс была плотно прижата к его рту и носу. Но ничто не заставило бы его пошевелиться и потревожить Джойс – она так уютно спала, была такой спокойной. Он сам чувствовал себя спокойным и очень счастливым, хотя был не совсем уверен, где находится. Ему казалось, что они, должно быть, на берегу моря, потому что на губах его был привкус соли, а по рукам текла влага. Однако это место, где бы оно ни находилось, также создавало ощущение высокого и обширного сводчатого зала. Память Алана была ясной. Он повторял про себя: «“Увы! – сказала королева Гвиневера, – теперь мы оба погибли!” – “Госпожа, – спросил сэр Ланселот, – не найдется ли здесь, в ваших покоях, каких-нибудь доспехов, чтобы мне прикрыть мое тело? Если найдется, то дайте мне их скорее, и я, милостью Божией, быстро умерю их злобу”. – “Воистину, – сказала королева, – здесь нет ни лат, ни шлема, ни щита, ни меча, ни копья…”» [47].