Рекс Стаут - Второе признание (сборник)

Да уж, подумалось мне, стоит подъехать к черному ходу, и дворецкие уже принимают тебя бог весть за кого. Но если предположение Имбри и оскорбило Вульфа, то он даже виду не показал. Заверив дворецкого, что вовсе не является страховым агентом, он пояснил, что у него к Красицкому дело личного и весьма приятного свойства. Услышав это, Нейл отвел нас за гараж, где, судя по количеству дверей, могло разместиться пять автомобилей, и указал на извивавшуюся змеей тропинку, которая исчезала в кустарнике.

– Ступайте по этой дорожке, она выведет вас аккурат к коттеджу Эндрю. Он находится за теннисным кортом. Летом из-за листьев его и вовсе разглядеть нельзя, а сейчас вон, виднеется краешек. Вы наверняка застанете Эндрю: он небось дрыхнет, поскольку вчера до самой ночи дезинфекцией занимался. Я тоже порой баранку допоздна кручу, но мне потом днем отоспаться не дают. В следующий раз буду наниматься на работу – попрошусь садовником.

Поблагодарив дворецкого, Вульф двинулся по тропинке. Я шел следом, прикрывая тыл. Тучи для разнообразия решили на время перестать поливать нас дождем, но кругом все равно было очень сыро. И вот мы добрались до кустарника. Теперь приходилось постоянно нагибаться, чтобы не задеть ветки, готовые обрушить на нас ливень брызг. Мне-то что? Я молодой, гибкий, поджарый – для меня это плевое дело. А вот тучному Вульфу, в плотном твидовом пальто, шляпе и с тростью, постоянно лавировать было весьма непросто. Кустарник кончился, и мы оказались за теннисным кортом. После чего углубились в хвойную рощу, а затем вышли на прогалину, где и стоял коттедж.

Вульф постучал в дверь. Нам открыл блондин чуть старше меня, спортивного телосложения, с большими сияющими голубыми глазами на веселом смешливом лице. Честно говоря, я всегда считал, что, если я рядом, девушки должны смотреть только на меня, и очень изумлялся, когда происходило иначе. Впрочем, я бы не стал особенно удивляться, если бы рядом со мной оказался этот блондин. Вульф пожелал ему доброго утра и поинтересовался, не имеет ли честь видеть перед собой мистера Эндрю Красицкого.

– Да, это я. – Молодой человек чуть поклонился. – А могу я спросить… Боже, да ведь вы Ниро Вульф! Вы же Ниро Вульф, да?

– Да, – скромно признался мой босс. – Вы позволите войти, мистер Красицкий? Мне бы хотелось кое о чем с вами поговорить. Я написал вам письмо, но не получил ответа. Вчера я попытался дозвониться, но…

– Все в порядке, – перебил блондин Вульфа, – я уже принял решение!

– Да ну? И какое же именно?

– Я согласен! Я как раз написал вам письмо.

– И когда вы сможете приехать?

– Когда скажете. Хоть завтра. У меня очень толковый помощник, который займет здесь мое место.

Вместо того чтобы запрыгать от радости, Вульф поджал губы и втянул носом воздух. Мгновение спустя он произнес:

– Черт побери! Да позволите вы мне, наконец, войти? Я хочу сесть.

Реакция Вульфа была вполне естественной. Да, совершенно верно, он только что услышал прекрасную новость, но одновременно с этим понял, что если бы остался дома, то с тем же успехом узнал бы обо всем завтра утром, получив почту. Понятно, что после такого удара ему захотелось сесть. Вульф просто ненавидит выходить из дома и потому крайне редко показывает нос на улицу. Он предпочел бы оказаться в одной комнате с тремя-четырьмя врагами, нежели целый час трястись в автомобиле по ухабам.

Увы, в данном случае у него не осталось иного выхода. Обстоятельства, как говорится, приперли его к стенке. Дело в том, что в старом особняке из бурого песчаника на Тридцать пятой улице живут четыре человека. Во-первых, сам Вульф. Во-вторых – я, Арчи Гудвин. Мне приходится помогать Вульфу не только в детективных расследованиях, но буквально во всем, вплоть до того, что я иной раз исполняю обязанности привратника. В-третьих, Фриц Бреннер, наш повар, дворецкий и камердинер. И наконец, Теодор Хорстман – хранитель и защитник десятков тысяч орхидей, что произрастают в расположенной на крыше оранжерее. Именно у этого четвертого обитателя дома и случилась неприятность, в результате чего теперь нас осталось только трое. Из Иллинойса пришло известие, что мать Теодора тяжело больна, так что он должен немедленно приехать. Теодор укатил на первом же поезде. И если раньше, до отъезда садовника, Вульф проводил в оранжерее по четыре часа в день, наслаждаясь отдыхом, но при этом делая вид, что работает там не покладая рук, то теперь ему и впрямь приходилось там пахать до седьмого пота. Мы с Фрицем помогали чем могли, но какие из нас садоводы? Поняв, что толку от нас мало, Вульф немедленно принялся подыскивать Теодору замену, рассылая повсюду объявления об открывшейся вакансии. Особенно бурную деятельность он развил после того, как получил от Теодора весточку. Тот извещал, что не знает, когда вернется: может быть, через неделю, а может – и через полгода. Объявления Вульфа не остались без ответа, но все соискатели вызывали у него серьезные сомнения. Он никак не мог решиться доверить им редчайшие экземпляры орхидей, среди которых было немало гибридов. При этом Вульфу уже доводилось слышать об Эндрю Красицком, которому удалось скрестить два редких вида орхидей. Когда же он узнал от Льюиса Хьюита, что Красицкий проработал у того три года и прекрасно себя зарекомендовал, Вульф принял решение. Задавшись целью во что бы то ни стало заполучить замечательного садовника, Вульф сперва написал ему, но не получил ответа. Попытался дозвониться – опять неудача. Затем предпринял еще одну попытку связаться с Красицким по телефону, но результат оказался аналогичным. Оставался, как вы понимаете, один-единственный выход. Вот почему тем промозглым декабрьским утром Вульф, дойдя до отчаяния, раздраженным тоном приказал мне идти в гараж и готовить машину. Когда я подкатил к крыльцу дома, он, преисполненный мрачной решимости, уже стоял на тротуаре в шляпе, пальто и с тростью. Умри, но своего добейся! Генри Стэнли, отправившийся в африканские джунгли на поиски Ливингстона, и в подметки не годился Вульфу, принявшему решение поехать в Уэстчестер за Красицким.