Чарли Роксборо - Шерлок Холмс и дело о шахматной доске (сборник)

Кузен улыбнулся:

– Полностью согласен. А что ты скажешь насчет здешней обстановки, Джон? Как тебе известно, в нашем распоряжении имеются не только несколько светил медицинской науки, но и соответствующие условия для работы, которые вносят в успех факультета не меньший вклад.

Я оглянулся вокруг, восхищаясь обилием справочных материалов, развешанных по стенам, и лабораторного оборудования, также представленного в аудитории.

– Да, я под большим впечатлением. Безусловно, стоило проделать путешествие до Эдинбурга ради того, чтобы увидеть это, а ведь я только начал осмотр.

Патрик встал и подошел ко мне:

– Вот именно, Джон, здесь еще много надо увидеть. Впрочем, я расскажу тебе об одной проблеме, с которой мы столкнулись. В настоящее время нашим студентам не преподаются основы военно-полевой хирургии и медицины в условиях боевых действий. Вне всякого сомнения, большинство из них по окончании университета спокойно займется частной практикой, однако же мы полагаем, что всем им будет полезно изучить дисциплины, которые позволят им совершенно по-новому взглянуть на методы работы в самых тяжелых обстоятельствах. Кому как не тебе, Джон, знать, что полевые условия, где ценятся скорость и находчивость, часто ставят наших лощеных докторов в тупик.

– Подтверждаю, это действительно так, – заметил я, – но к их услугам твой военный опыт, Патрик, разве нет?

Он покачал головой и нахмурился:

– К сожалению, нынче я занят другими делами, и после работы в операционной и административных дел на факультете у меня совсем не остается времени на преподавание. Сейчас у нас в штате нет никого, кто имел бы необходимый практический опыт в этой области. Теперь ты понимаешь, в чем заключается наша проблема?

Я поднял брови и немного подумал.

– Понимаю. Помню, в Афганистане у нас был полевой хирург по имени Эшингтон, который, кажется, вернулся домой. Не знаю, где он сейчас, но несколько недель назад я повстречал его ординарца и тот упомянул, что Эшингтон уехал куда-то в Йоркшир. Возможно, я бы мог…

Тут Патрик жестом остановил меня:

– Джон, вряд ли ты не понял моего намека. Мы не хотим никого искать на эту должность, потому что я желаю, чтобы ее получил ты.

Я был потрясен:

– Я? Но как это возможно, учитывая, что я живу в Лондоне?

– Мы можем устроить твой переезд в Эдинбург, Джон. Нет ничего легче. Думаю, ты как никто подходишь на эту должность.

Охваченный раздумьями, я ничего не ответил. Только вчера я приехал к Патрику, а сегодня мне уже предлагают место в пяти сотнях миль от дома. Конечно, это обеспечит мне возвращение в мир медицины, но как же Холмс и моя работа с ним? Тут мне вспомнилось, как легкомысленно он отказался от моего общества сегодня утром. Уж конечно, он без меня не пропадет. Я снова посмотрел на Патрика:

– Так вот для чего ты звал меня в Эдинбург? Чтобы предложить мне это место?

Он покачал головой и примирительно поднял руки:

– Разумеется, нет, Джон! Я пригласил тебя из лучших побуждений и искренне рад, что мы смогли познакомиться поближе. Просто так удачно совпало, что уже после моего письма тебе на факультете серьезно заговорили об этой вакансии. Мне жаль, если возникла какая-то недоговоренность, но совет управляющих по моей рекомендации позволил мне сделать тебе это предложение. Что скажешь, Джон? Преподавание военно-полевой хирургии, а вдобавок к должности – хорошее жалованье! Обещаешь по крайней мере подумать над этим?

Я был готов с ходу отказаться, но что-то меня удержало.

– Позволь мне сначала осмотреться в Эдинбурге, Патрик, а затем ты получишь мой ответ…

Когда в понедельник утром Шерлок Холмс и Джон Уотсон подъезжали к вокзалу Уэверли, констебль Джеймс Мортхаус стоял на крыльце дома Тернеров на Хериот-Роу, спрашивая себя, как такое могло с ним случиться, и гадая, что ожидает его в ближайшие мгновения. Было ясно, что в доме творится какое-то безумие, но доблестный страж порядка не мог отделаться от чувства, что ответственность за это будет возложена именно на него. Он отчетливо сознавал, что первые несколько недель его службы в эдинбургской полиции не ознаменовались для него крупными успехами, а по его личным ощущениям, так и вовсе можно было утверждать обратное. Всего два дня назад, после инцидента с кражей, во время которого был ранен один из его коллег, констебль ощутил на себе всю силу гнева сержанта. Когда он вспоминал вопли начальника, ему казалось, что у него до сих пор звенит в ухе. Никакой вины Мортхауса там не было, однако это не помешало сержанту как следует отчихвостить его.