Барбара Вайн - Подарок ко дню рождения

Одежда, которую я привезла с Ирвинг-роуд – я имею в виду те сексуально вызывающие, причудливые наряды, – все еще лежала в чемодане. Я даже не открывала дверцу шкафа, но в тот вечер решила все же разобрать наряды Хиби. Я снова представила себе, как моя подруга, в сапогах и корсете, раскинулась на кровати, а над ней стоит Айвор Тэшем, жадно пожирая ее глазами, и меня снова охватило возбуждение. Полагаю, я представляла себя на ее месте, и мне пришло в голову, что будет, если я отнесу эти вещи Джерри. Почему бы и нет? Дело в том, что мне следовало сделать это в тот же день, когда я разбирала гардероб Хиби. Если бы я тогда показала все то, что нашла на втором этаже, включая жемчужное ожерелье, если бы сказала ему, что это ожерелье куплено не в магазине товаров для дома, а в очень дорогом ювелирном магазине; если бы я сказала, что это очень дорогой подарок одного высокопоставленного мужчины, – он бы понял, какой была Хиби на самом деле. Он бы понял, как ему повезло, когда он от нее избавился.

Наступило Рождество, и, как всегда, все остановилось. Перестали разносить письма, за исключением рождественских открыток, поэтому не было ответов на мои заявления о приеме на работу. Я поехала в Онгар, чтобы провести с мамой то, что она называет «празднествами». Когда она это предложила, я спросила, почему бы нам вместе не отправиться в ее дом в Испании. По крайней мере, там будет больше солнца. Она сказала, что выставила дом на продажу, поскольку не может за него платить, и уже получила предложение, поэтому об Испании лучше забыть. Рождество в Онгаре обычно бывает мрачным, но на этот раз было еще хуже, так как мать каждые несколько минут говорила о том, что меня ждет. И это было ужасно. Я буду жить вместе с ней, осталось только обустроить комнату в ее доме. А что она преподнесла мне на Рождество… Это был лиловый костюм, который навсегда вышел из моды примерно лет тридцать назад. И эта одежда была полной противоположностью той, что хранилась у меня в чемодане Хиби. Я вернулась в Лондон на следующий день и привезла с собой пять фунтов мяса самой крупной индейки, которую когда-либо пытались вместе съесть два человека. И все-таки это была еда, на которую мне не пришлось тратить деньги.

Наконец, пришло семь ответов на мои десять заявок на работу, отправленных в день увольнения. Шесть из них сообщали, что место уже занято, а в одном меня приглашали на собеседование. Речь шла вовсе не о работе библиотекаря, а о личной секретарше директора маленького музея в Сити «с возможностью проявить усердие и занять должность помощника смотрителя музея». Мне никогда не удавалось показать себя на таких собеседованиях. Если мне задают личные вопросы – а это обычно и происходит, когда ты устраиваешься на работу, – я смущаюсь и начинаю защищаться… по крайней мере, так мне говорили. Собеседование было назначено на следующий четверг, и когда в тот вечер позвонила мама, я ей о нем рассказала.

– Если ты получишь эту работу, – заметила она, – тебе будет очень удобно жить здесь. Ведь это в Сити. А где именно в Сити?

– Бишопсгейт, – ответила я.

– Отлично, – обрадовалась она. – Ты будешь жить здесь, со мной, и сможешь доехать по Центральной линии от Эппинга до Ливерпуль-стрит. Это займет ровно час.

Не говоря о том, что сначала придется полчаса ждать поезда.

– Если я получу эту работу, – заметила я, – мне не надо будет жить в Онгаре. Я смогу продолжать жить здесь. Или могу переехать к Каллуму.

Эта идея была встречена с неодобрением, как я и предвидела.

– Если ты это сделаешь, – сказала она, – можешь оставить всякую надежду выйти за него замуж.

После этого заявления мне ничего не оставалось, кроме как возразить, и начался один из наших бесконечных, ни к чему не приводящих споров. Я говорила, что все знакомые мне супружеские пары жили вместе до того, как отправились в мэрию, а она отвечала, что эти люди сплошь беспринципны и аморальны. Пока мать расписывала «чудесный дом», который она мне предлагает, я невольно спрашивала себя, не сошла ли я с ума. Неужели я действительно сержусь и кричу на нее из-за мужчины, которого не существует?

– Ты могла бы занять весь верхний этаж, – сказала она. – Я тебе уже не раз говорила, что мне не жалко потратить деньги или конвертировать их.

Но тебе жалко отдать их мне, подумала я. В тот вечер я уже почти решила на следующий день отнести жемчуг к ювелиру. Но не сделала этого. Всю ночь, вместо того чтобы спокойно заснуть, я думала о своем одиночестве. Предположим, я умру, и кто меня найдет? А потом перешла к мыслям об отсутствии денег и ипотеке и о том, как я справлюсь с собеседованием. Я уснула в четыре часа и открыла глаза с мыслью о том, что ювелир может позвонить не в «Асприз», а в полицию. Я вспомнила, что где-то читала, что именно так поступают ювелиры, если заподозрят, что им предлагают украденные украшения. Ну, именно это я и принесу. В конце концов я не решилась этого сделать.