Самюэль Бьорк - Я путешествую одна

Конечно же, он не говорил этого вслух. Пастор всегда знает, что делает. Почему вообще ему в голову пришла эта мысль? Лукас помотал головой, прогоняя собственную глупость, и закрыл глаза. Голос пастора снова разлился по телу. Как обычно Лукас сжал губы, чтобы не испустить стон.

– Однажды вечером во время молитвы меня посетил Господь Иисус Христос, – продолжал пастор. – Я молился уже несколько дней и внезапно ощутил, что Бог во мне. Его мощь и великолепие заполнили весь дом. Яркий луч осветил комнату вокруг меня, понимание и ощущение всеохватности вошло в меня. Свет разливался волнами, волны поднимались и опускались. Это было удивительное зрелище. И вот Господь заговорил со мной. Он сказал: Я Иисус Христос, твой Господь, и я хочу подарить тебе откровение, чтобы подготовить святых к моему воскрешению и восстановить справедливость. Мощь темноты настоящая, и мои суды правдивы. Сын мой, я возьму тебя с собой в ад с моим Духом, я покажу тебе многие вещи, о которых должен узнать мир. Я приду к тебе еще много раз, заберу твой дух из тела и перенесу тебя в ад. Господь мой, закричал я, что я должен сделать? Все мое существо желало прокричать Иисусу о моей благодарности за то, что он явился мне. Это была самая прекрасная, смиренная, радостная, мощная любовь, какую я когда-либо испытывал. Хвалы Богу потекли из моих уст. Я сразу же пожелал отдать ему всю свою жизнь, чтобы он мог спасать других людей с моей помощью. Я знал, что это настоящий Иисус, Сын Божий, находился тогда со мной в комнате. Смотри, сын мой, говорил Иисус, я возьму тебя с собой в ад, чтобы ты смог описывать его и вести потерянных из темноты к свету Евангелия. Тут же душа моя вырвалась из тела. И я полетел вместе с Иисусом наверх, к небу.

Пастор поднялся, и дети сделали то же самое. Они встали в круг посреди зала. Пастор кивнул Лукасу, чтобы тот встал вместе с ними. Лукас поднялся и взял двоих детей за руки.

– Помолимся, – сказала пастор, склонив голову.

И вот вся комната наполнилась бормочущими молитвы голосами.

– Отец наш, тот, что на небе! Пусть имя твое остается свято. Пусть царство придет к тебе. Пусть воля твоя царит на земле, как на небе. Дай нам наш хлеб. Прости нам наши долги, как мы прощаем наших должников. Не искушай нас, а освободи нас от зла. Во имя твоего царства, мощи и чести навеки. Аминь.

– Аминь – повторил Лукас еще раз, просто не смог сдержаться.

Porta Caeli , небесные врата. И они здесь. Теперь осталось только подготовиться к дню, который скоро настанет.

Пастор открыл дверь и выпустил всех детей. Кроме Ракел. Он всегда говорил с Ракел сверх нормы. Может быть, это овца, выбившаяся из стада? Конечно же. Овца из стада. Лукас почувствовал еще один укол совести за то, что усомнился в действиях пастора.

– Я думаю, Ракел нужно немного времени наедине с Богом и со мной, – сказал пастор, подав Лукасу знак оставить их.

Лукас с улыбкой кивнул и вышел.

– Проследи, чтобы никто не зашел и не отвлек нас, хорошо, Лукас?

– Конечно, – сказал Лукас, поклонившись.

Он аккуратно закрыл дверь за собой. На улице стемнело, на небе появились звезды. Он широко улыбнулся самому себе и почувствовал тепло, разливающееся по телу. Вот куда они отправятся. На небо. Он уже не мог дождаться. Он так ждал этого, да, сложно объяснить, насколько сильно он ждал. Постоянное покалывающее ощущение радости снова и снова овладевало им, от кончиков волос до кончиков пальцев и вниз в пятки. Сине-зеленые реки и дома из золота. Возможно ли это на самом деле? Может ли он быть так счастлив? Лукас скрестил руки на груди, улыбнулся от уха до уха и начал напевать один из только что выученных псалмов.

Без сомнений, это была самая долгая минута в жизни Миккеля Волда. И самая короткая. Кратчайшая и длиннейшая минута. Как будто время остановилось. И одновременно утекало сквозь пальцы. Время обрело новое значение. Во времени не было никакого смысла. Первые пять секунд они просто смотрели друг на друга. Миккель смотрел на Силье, сидевшую с открытым ртом и выпученными глазами, словно она только что увидела инопланетян. Силье в отчаянии смотрела на Грунга, как молодой член стада, ищущий утешения у старших, но от Грунга не было никакой помощи. Обычно находчивый редактор переводил взгляд с телефона на столе на Миккеля и обратно, а тот уставился на Эрика Рённинга.

Эрик застыл. Он больше не существовал. В его лице ни движения, ни выражения. Его мячик застыл в одной руке. Рот был полуоткрыт, остроумный и язвительный журналист покинул его тело. Все четверо. Затихли как мыши. Заморожены. В полном шоке. Так прошли первые пять секунд.